На рубеже 70 – 80-х годов инициатива в идейно-теоретической и политической жизни большинства стран Запада перешла к неоконсерваторам, чьи кредо и политика существенно отличались от тех, которые определяли основные параметры общественного развития в течение всего послевоенного периода. В противовес социал-демократической реформистской модели в этих странах начала создаваться во многом отличная от нее неоконсервативная модель.
Основные постулаты неоконсервативной теории сформировали концептуальную платформу консервативного поворота в экономической политике, осуществленного администрацией Р. Рейгана (род. в 1911 г.).
Теоретической основой этого курса являлась концепция предложения. Концепция предложения ставит во главу угла не расходы (частные и государственные), как это делало кейнсианство, а сбережения, и поэтому декларирует необходимость увеличения сбережений и относительное сокращение потребительского спроса.
Важнейшая черта теории предложения – выдвижение налогов на роль главного инструмента фискальной политики. Сторонники теории предложения, пересмотрев взгляды кейнсианцев на экономический механизм бюджетного регулирования, пришли к выводу, что для решения экономических проблем, достижения долгосрочного неинфляционного роста необходимо воздействовать непосредственно на производство путем широкомасштабного и целенаправленного снижения налогов, в особенности сокращения предельных налоговых ставок на прибыль корпораций и личные доходы.
Следующий важный элемент фискальной политики неоконсерваторов – снижение государственных расходов, которое должно проводиться одновременно со снижением налоговых ставок. Основным элементом, подлежащим сокращению, являются социальные расходы, так как именно их консерваторы считают основным дестимулятором «трудовых усилий» и сбережений.
Мероприятия фискальной политики, являясь центральным элементом «рейганомики», отражали эти приоритеты. Главным и наиболее широко рекламируемым элементом «рейганомики» стало принятие в 1981 г. закона о налогообложении. Этот закон предусматривал поэтапное сокращение индивидуального подоходного налога в общей сложности на 23 %, сокращение с 70 до 50 % максимальной налоговой ставки на доходы от капитала, значительное сокращение сроков амортизационных списаний; увеличение инвестиционной налоговой скидки.
За пять лет налоговые сокращения в совокупности должны были уменьшить поступления федерального бюджета почти на 750 млрд. долл. Предполагалось, что в соответствии с теорией предложения эти меры усилят стимулы к работе, сбережению и инвестированию. Это придало импульс экономическому росту, уменьшению безработицы, увеличению производительности труда и конкурентоспособности американских товаров на мировых рынках.
На практике теоретическая схема сработала иным образом, не оправдались надежды на быструю и положительную реакцию на снижение налогов. Налоговые стимулы, хотя и были значительными, не могли предотвратить наступление очередного экономического кризиса, который по длительности, глубине падения промышленного производства, безработице и недогрузке производственных мощностей стал самым тяжелым за послевоенный период.
В 1983 г. наступило циклическое улучшение конъюнктуры, ускоренное фискальной и кредитно-денежной политикой. Однако экономическое развитие США и в этой ситуации происходило по сценарию, существенно отличавшемуся от того, который был разработан теоретиками предложения. Так, средние темпы роста реального ВНП в 1981 – 1985 гг. составили 2,4 % – значительно меньше, чем обещала администрация (3,8 %). Не было отмечено существенных приростов занятости и предложения трудовых ресурсов. Среднегодовые темпы роста производительности труда за этот период (0,9 %) хотя и были несколько выше, чем в 1973 – 1981 гг. (0,6 %), все же значительно уступали соответствующему показателю за весь послевоенный период (1,9 %).
Более ощутимой стала тенденция к росту материального неравенства в американском обществе. От сокращения налогов выиграли, главным образом, состоятельные слои населения, в то время как от свертывания ряда социальных программ, в первую очередь, пострадали малообеспеченные семьи. В частности, результаты, полученные на основе экономико-математического моделирования сотрудниками Бостонского колледжа Б. Блюстоном и Д. Хейвисом, позволили им заключить, что, несмотря на стимулирующий эффект фискальной политики, выгоды от экономического эффекта были распределены столь неравномерно, что богатые стали богаче, а бедные беднее.
Провозгласив изменение налоговой системы главной задачей второго президентского срока Р. Рейгана, республиканцы не могли не учитывать приближения очередных выборов. Поэтому принятый сенатом в 1986 г. закон о налоговой реформе имел целью учесть некоторые критические замечания в адрес закона 1981 г. и компенсировать некоторые его негативные последствия. В этой связи действие налоговых стимулов предполагалось распространить не только на привилегированные классы, но и на всех граждан, сделать ставку на пробуждение предпринимательства и частной инициативы в более широких слоях населения.
Прежде всего, основным мероприятием последней реформы, как и предыдущей, являлось снижение предельных ставок как индивидуального подоходного налога, так и налога на прибыль корпорации. Учитывая тот факт, что налоги на заработанные доходы увеличились, а на доходы от капитала постепенно снижались, администрация сочла экономически и политически возможным провести широко рекламируемый сдвиг налоговых тягот в сторону бизнеса. Кроме того, была сделана попытка отменить большую часть налоговых льгот и закрыть различные «лазейки», с помощью которых многие компании и состоятельные лица в значительной степени уменьшали свои налоговые обязательства.
Однако, вряд ли, можно рассматривать данную налоговую реформу как победу общих интересов над интересами отдельных групп. Гораздо ближе к истине точка зрения, высказанная бывшим сотрудником казначейства Л. Дилдайном. Он утверждает, что налоговая реформа не способствует росту справедливости и равенства, но представляет собой победу интересов одних групп над другими. Эта победа тех богатых, которые платили много налогов, над теми богатыми, которые широко использовали различные налоговые льготы. В процессе борьбы между ними крошки достались и бедным.
Одним из программных требований неоконсерваторов был демонтаж корпоративных структур (прежде всего профсоюзов), которые, руководствуясь «эгоистическими», корпоративными интересами своих членов, связывают руки предпринимателям и менеджерам, стремящимся добиться роста производительности труда и эффективности производства. В книгах, статьях и речах неоконсерваторов влияние профсоюзов, однако, несколько преувеличивалось, они изображались самыми могущественными группами давления, едва ли, не узурпировавшими политическую власть.
Конечно, конфронтация с профсоюзами не являлась самоцелью для Рейгана, который, тем не менее, не останавливался перед откровенно силовыми методами борьбы с организованными трудящимися. Она была, скорее, лишь способом поставить профсоюзы «на место», чтобы затем достичь соглашения с ними, но уже на принципиально иной основе. Такой основой должен был стать, как заявил в одном из своих выступлений Р. Рейган, не «дележ пирога» и даже не взаимные уступки в социально-экономической сфере, но, прежде всего, совместные с бизнесом и государством усилия по повышению производительности труда, эффективности производства и конкурентоспособности. Естественно, что прежние формы сотрудничества (практика социального партнерства), дававшие профсоюзам весьма широкие возможности для выдвижения и отстаивания собственных требований, для этих целей уже не годились, и они были либо отброшены, либо перестали играть прежнюю роль. В результате, проблема согласования интересов и совершенствования соответствующего механизма к концу 80-х годов вновь стала превращаться в объект обостряющегося политического противоборства.
Критикуя «пороки» созданного усилиями реформистов «государства благосостояния», неоконсерваторы заявили, что государство, взяв на себя чрезмерные обязательства в социально-экономической сфере, оказалось настолько «перегруженным» и малоэффективным, что перестало должным образом справляться со своими главными, т.е. политическими функциями: соблюдением законности и порядка внутри страны, обеспечением оптимальных условий функционирования экономики. Предпринятые ими практические шаги привели к значительному перераспределению функций государства. Существенно изменилась его роль в экономике. Это стало результатом не только приватизации собственности, но и отказа от директивных методов государственного вмешательства, ограничения полномочий, а в ряде случаев и демонтажа различного рода регулирующих структур.
Значение приватизации и менеджеризации государственного управления и сферы социальных услуг выходит далеко за рамки экономии средств, расходуемых на содержание персонала, и государственных расходов в целом. Оно состоит, прежде всего, в том, что в деятельность государства вносится рыночный элемент. Размывается некогда четкая граница государственного и частного. Сфера приложения частного капитала и частной инициативы распространяется на некогда недоступные им секторы. По традиционной бюрократии и ее монопольному управлению наносится серьезный удар.
Однако критики неоконсервативного курса в США не без основания указывают на серьезные издержки чрезмерного, с их точки зрения, ослабления регулирующей роли государства, оборачивающегося невниманием к развитию науки и наукоемких отраслей, внедрению достижений научно-технического прогресса в экономику в целом и особенно в «старые» традиционные отрасли, к порождающей острые социальные и экономические проблемы реиндустриализации.
Вера в целительные свойства «свободного частного предпринимательства» пронизывает всю экономическую стратегию «рейганомики», в том числе и внешнеэкономическую. Теоретически доктрина «фритредерства» лучше всего отвечает сути «рейганомики». Кроме того, на практике свободная торговля становится средством «экспорта рейганомики», когда под флагом борьбы за открытый мировой рынок партнерам навязываются американские концепции развития.
Курс на ослабление торгово-политических барьеров позволил американскому капиталу извлечь максимум из того технологического и финансового преимущества перед конкурентами, которым он обладает в послевоенные годы. В условиях растущей зависимости экономики США от внешних рынков и повышения роли наукоемких производств этот курс не только помогает проникновению американских компаний на рынки других стран, но и способствует интенсификации технического прогресса в самих США, структурной перестройке их экономики и решению ряда таких важнейших проблем, как проблема инфляции.
В заключение необходимо отметить, что сторонники теории предложения, послужившей основой «рейганомики», указали на реально существующие «болевые точки» американской экономики: снижение темпов роста производительности труда, сокращение инвестиций, замедление процесса нововведений, потерю конкурентоспособности на мировом рынке. Но предписанные ими лекарства оказались явно недостаточными для излечения. Структурные дефекты нельзя исправить общими мерами, влияющими на поведение хозяйствующих субъектов. Сокращение налогов само по себе не способно ни разрешить проблемы слабых отраслей американской экономики, ни повысить стимулы перелива капитала в новейшие отрасли, ни укрепить конкурентоспособность американских товаров. Для этого необходима целая серия экономических реформ, так как динамика экономического развития и темпы капиталистического накопления зависят от множества факторов, среди которых уровень налогов является важным, но не решающим. Несбалансированная модель изначально могла рассчитывать лишь на частичный успех, что и подтвердили реальные события.