Любое общество, заботящееся о будущем, постоянно разрабатывает и претворяет в жизнь программу обеспечения социального развития. Основной вопрос, который в связи с этим возникает, заключается в том, чтобы используемые средства и методы реализации поставленной цели совпадали с основными тенденциями и потребностями общественного прогресса. Именно степень научности, обоснованности отражения интересов большинства выступает критерием, показателем жизнеспособности и прогрессивности социальных преобразований и находит свое воплощение в эффективном управлении социальными процессами.
Идея планирования по своему происхождению — идея социалистическая. Ее в наиболее полном виде высказали представители утопического социализма — А. Сен-Симон, Ш. Фурье. Р. Оуэн даже попытался ее реализовать в жизни. Однако уже к концу XIX в. необходимость планирования все чаще становилась достоянием практики решения экономических проблем. Правда, плановость рассматривалась преимущественно в рамках крупных производственных образований — трестов, концернов, фирм.
Постепенно теория и практика планового решения экономических проблем стали распространяться, во-первых, до возможности регулировать изменения в масштабах всего общества, во-вторых, до попыток регулирования социальных процессов.
Первые попытки более широкой трактовки плановых идей были осуществлены после октября 1917 г. Хотя они не были реализованы в развернутом виде до конца 20-х гг., теоретическая мысль и практика неоднократно провозглашали возможность планомерно регулировать ход общественных процессов. Примечательно, что при разработке первого пятилетнего плана был выделен специальный раздел «Социально-экономические проблемы», в котором определились конкретные задачи по их решению. Все это было предтечей появления такого феномена как социальное планирование.
Впервые термин «социальное планирование» был употреблен в «Новом курсе» Ф. Рузвельта, который был выработан как путь выхода США из жесточайшего кризиса в начале 30-х гг. XX века. В дальнейшем в американской социологии это понятие анализировалось в тесной связи с формами и методами осуществления социальной политики, в частности с обеспечением социальной защиты населения.
Исторический парадокс состоит в том, что идея плановости, выдвинутая социалистической мыслью, в рамках нашей страны претерпела такие изменения, которые к началу 90-х гг. привели к полной ее дискредитации. Если кратко проанализировать итоги теории и практики планирования за 60 лет, то можно сказать, что это отвержение планового начала было следствием:
а) постепенного отхода практики планирования от нужд человека, что выразилось в торжестве технократизма, в потере даже тех скромных находок, которые были характерны для теории и практики в 20-х — начале 30-х гг.;
б) доведения до абсурда идеи распределения всех ресурсов, что выразилось в мелочной регламентации всего и всех;
в) абсолютизации методов директивного командования с пренебрежением к методам косвенного регулирования, к созданию области свободы для развертывания потенциальных возможностей общества. Поэтому долгое время в СССР планомерное совершенствование социальных отношений выступало в значительной мере как возможность, пределы реализации которой были жестко ограничены достигнутым уровнем развития общественного производства и политическим диктатом.
Самым пагубным образом на разработку теории и практики социального планирования влияли командно-административные методы руководства.
Человеческое начало в планировании всячески игнорировалось. Практически все пятилетние планы до 60-х гг. в качестве первостепенной задачи имели рост и увеличение объемов производства, и лишь при их выполнении предполагалось удовлетворение потребностей людей.
Но жизнь не стояла на месте. Более того, она неумолимо требовала привести в соответствие экономические и социальные параметры развития. Характерно, что такая объективная потребность как внимание к человеку стала пробивать себе дорогу "снизу", в трудовых коллективах.
Первые попытки научной разработки планов социального развития и их реализации были осуществлены по инициативе ленинградских предприятий. Вслед за распространением социального планирования в промышленности и строительстве попытки составления планов социального развития были предприняты в сельском хозяйстве, где тесно переплетались территориальные и производственные интересы коллективов и живущих в этой местности людей.
Это мощное давление снизу постепенно переросло в необходимость осуществления плановости социального развития и на следующем уровне социальной организации общества — в районах и городах, а затем в областях, краях, республиках. Ради справедливости следует сказать, что планы социального развития на всех этих уровнях были скорее предметом заботы немногих руководителей, не по форме, а по существу занимающихся социальными проблемами.
И это не могло не привести к еще одному знаменательному парадоксу. Когда под давлением объективной логики общественного развития и практики планового решения социальных проблем «внизу» идея социального планирования была закреплена в Конституции СССР 1977 г. От этого юридического закрепления теория и практика социального планирования проиграли.
Составление планов стало делом формальным. Госплан СССР к своим традиционным разработкам добавил «социальный аппендикс». За показатели социального развития никто не нес никакой ответственности: по-прежнему торжествовал план, вал, технико-экономические показатели, которые нужно было достигнуть любой ценой, в том числе и за счет социального благополучия людей. И пример в пренебрежении потребностями и интересами человека показывало само государство.
Вместе с тем этот нелегкий путь теории и практики социального планирования принес свои результаты.
Во-первых, стало очевидно, что объектами социального планирования должны выступать все уровни социальной организации — от общества до конкретного производства.
Во-вторых, в качестве объектов социального планирования стали выступать функции общественной жизни: в сфере труда, культуры, образования, науки, семьи и т.д.
В-третьих, планового решения потребовали процессы, которые раньше не подпадали под внимание плановой мысли: образ жизни, поведение людей, социальные катастрофы и т.п.
Опыт также свидетельствует, что научное управление общественной жизнью требует рассматривать социальное планирование как единство познавательной и общественно-преобразовательной деятельности, а также видеть его специфику во всех сферах общественной жизни - экономике, социальной сфере, политике, духовной жизни и т.д.
Все это позволяет сделать вывод, что социальное планирование представляет собой научно обоснованное определение целей, показателей, заданий (сроков, темпов, пропорций) развития социальных процессов и основных средств их претворения в жизнь в интересах всего населения.