3.3. Формирование государственного призрения различных слоев населения

В связи с преобразованием структуры государственного управле­ния происходят изменения, связанные с трансформацией характера княжеской бла­готворительности в отношениях с внешним миром и собствен­ным населением.

С возвышением Москвы меняется и статус Великого князя. После падения в   1454 г. Византии Москва становится правопреемницей православия. Изменяется ее статус,  изменяется и объем милостыни, которую посылают на Восток русские цари. Отправление милостыни на гору Афон — древнейшая традиция. Милостыня на Восток посылается и в 1371 г. с митрополи­том Германом, и в 1376 г. с митрополитом Марко, и в 1398 г., когда турки стояли под Царьградом. Великий князь, митропо­лит, прочие русские князья ”послаша сребро милостыню во Царьгород… С Москвы поехал с милостынею Родионъ чернец Ослебя…”.

С XV в. подача милостыни на Афон становится пре­рогативой только русского царя. Поскольку не имелось возмож­ности осуществлять ни военную, ни политическую поддержку, милостыня становилась единственным доступным средством оказывать ”помощь и покровительство страждущим православ­ным на Востоке". Причем в этом акте просматривались как бы два уровня милостыни — личная и государственная. Царская личная милостыня составляла 2000 р., государственная зави­села от того, кто прибывал за помощью. Чем выше статус про­сителя, тем большая ему предоставлялась финансовая помощь. Размер финансовой милостыни мог колебаться от 600 до 4000 р., однако были подарки и большей суммы. Так, александ­рийскому патриарху выдали ”из сибирского приказа мягкой рухлядью на 9000 р.”.

Раздача милостыни на Восток братьям по вере продолжалась еще в течение двух столетий. Личная милостыня также претер­певает трансформацию и переходит в государственную систему “гуманитарной помощи”.

В XIV в. еще довольно часто совершались набеги на русские города, которые, как правило, подвергались уничтожению. Когда летописец хочет показать масштабы разорения и количе­ство жертв, он упоминает о пяти скудельницах, братских моги­лах, которые стали настоящим показателем уровня бедствия.

В Устюжанской летописи мы находим такой факт. В 1382 г. Дмитрий Донской возвращается из Костромы в разоренную Москву  и ”виде мертвыя лежаща, а град Москва сожжен, и нача давати от погребения мертвых от сорока по полтине, и согтоша того: 300 рублев дано, и согтошо мертвых 20000 и 400“.1

Массовые бедствия заставляют искать новые организацион­ные формы поддержки, новые формы общественной самопомо­щи. Характерен здесь и другой пример, связанный с массовы­ми эпидемиями. Иван IV в борьбе с эпидемиями начинает при­менять полицейско-санитарные методы: чтобы не произош­ло их распространение, организовываются специальные за­ставы.

С развитием структуры управления государства возникают ведомства, которые берут на себя функции ”защиты и наряда”, т. е. появляется то передаточное звено между волей князя и поступком, действием, которое направлено на помощь и поддер­жку нуждающимся.


1 Цит. по: Ключевский В.О. Курс русской истории. Т. 2. — М., 1998.  — С.33.

Так, решение Стоглавого собора о выкупе пленных из казны начинает реали­зовываться в полной мере лишь тогда, когда появляется Полоняничный приказ 1668 г. Приказы как гражданская система поддержки становятся ведущей формой помощи и защиты, ве­дущей формой контроля за церковной жизнью. В этом показа­тельна деятельность Приказа Большого Дворца. Его задача — ”выдача руги и милостных денег монастырям и церквам из го­сударевой казны … “. В общем, в процессе структурирования го­сударственного управления приказы и чиновник, первоначаль­но в виде дьяка, приходят на смену княжескому, личностному, “ручному” “нищепитательству”.

Постепенно законодательство становилось мерилом поступков, норм и требований к призрению. Прямая священная обязанность русских царей как преемников православного царства позволя­ла законодательно вмешиваться в дела церкви. И при Иване IV закладывается традиция, когда верховная власть начинает сна­чала ограничивать власть церкви, а затем и контролировать ее.

В Судебниках 1550 г. впервые ставится вопрос о правомерно­сти призрения лиц, не являющихся ”клиентами церкви”. Со­гласно церковному законодательству, под    защиту церковной власти попадали: ”…женщины, дети, престарелые родители, рабы”. Церковь нарушает свои же законы, когда берет под свой патронаж торговых и городских людей. Практически это постановление (Судебник 1550 г.) направлено против   тех бельцов, которые за определенную плату покупали себе право жить в монастырях.

Формирующееся законодательство государственного призре­ния не только реагировало на проблемы церкви, но и было тес­но связано с проблемами бедности, социальной патологии, го­сударственной защиты вдов и сирот и т. д. Ведь бедность вызы­вали не только неумелое ведение хозяйства, массовые неуро­жаи, но еще и пожары, которые становились просто гибельны­ми для многих жителей России. Поэтому в качестве     охранной грамоты потерпевшим от пожара в 1560 г. появляется указ об отсрочке долгов с погорельцев.

В связи с тем, что проблемы, связанные с нищенством, мона­стыри не решали, так как стала преобладать общинно-вотчинская форма организации, государственная власть официально легализовала институт нищенства (впоследствии он превратил­ся в определенный образ жизнедеятельности). И если в Запад­ной Европе появился ряд законов, запрещающих это явление, то в России профессиональное нищенство, наоборот, легализо­вано. Под защиту закона попадают калеки, городские нищие, а причинившие им насилие должны платить штраф. Легализация и защита профессионального нищенства связа­ны не только с отсутствием соответствующего призрения, но и с тем, что в общности сложились такие христианские стереоти­пы поведения, согласно которым подаяние есть один из спосо­бов в обыденной жизни приобщиться к таинству церкви, к та­инству православия.

Русские цари, ”творившие милостыню” для всего православного мира, не могли не защи­щать христианские законы и традиции в своем собственном доме. В этот период госу­дарство намечает ряд шагов в области превентивных мер, позво­ляющих локализировать разные социальные болезни. И если Церковь выделяла такие, как пьянство, содомский грех, язы­ческие обряды, то превентивные меры государственной власти направлены против ”разбоя”, ”татьбы”, ”воровства”, ”блядни”, ”зерни”.

В наказе Вяземскому воеводе князю Ивану Федо­ровичу Хованскому с товарищами мы встречаем наставление, чтобы ”никакие люди никаким воровством не воровали, не били и не грабили, и корчем и блядни не держали, и зернью не игра­ли…” Аналогичные наказы в разное время получают и другие воеводы: Иван Грязев, Салтан Лыков, т.е. можно утверждать, что это был распространенный наказ, а система превентивных мер против данных очагов социальной патологии не входила в разряд экстраординарных. Вот почему мы обращаем на это вни­мание. В данный период начинают складываться те направле­ния общественного призрения, которые на рубеже XIX-XX вв. станут неотъемлемой его частью.

Система государственного контроля и поддержки осуществ­ляется по различным направлениям, в том числе путем регули­рования цен на хлеб в период массового голода. К таким мерам прибегает Б. Годунов в 1601 г.: когда в Усольском уезде резко возросли цены на хлеб, им были  введены государственные твердые цены и предусматривались ка­рательные действия в отношении лиц, утаивающих хлеб или за­вышающих цену на него.

В 1603 г. появляется Указ, разрешающий ”отпускать на волю” во время голода работные семьи на прокорм без оформ­ления ”отпуска на волю”. Соборное уложение 1649 г. закрепля­ет его, причем вносится еще и дополнение. В ”жилецкие запи­си" долговых документов разрешалось оформлять денежный долг в счет будущих отработок и откупов, также разрешена от­срочка уплаты ”впавшим в убожество” от года до трех лет, при­чем в отличие от законов Русской Правды круг лиц социально не ограничен. По сути дела, появляется кредитная система, по­зволяющая в период массового голода    физически и экономичес­ки выживать работному люду.

Характерен в этом отношении Указ 1662 г. В нем говорилось о прокормлении служилых и всяких скудных людей в неуро­жайное время. В указе определены основные превентивные ме­роприятия по недопущению голода, в частности предписыва­лось: а) митрополитам и власти обеспечить прода­жу хлеба из своих запасов; б) местной власти продавать из житницы хлеб по твердой цене, а не спекулятивной, в) в том случае, если купить хлеб будет не на что, то под поручительство раздавать хлеб в долг, чтобы людям от голода не умереть.

В Указе 1663 г. пред­писывалось боярам обязательное кормление холопов в период голода. Если же бояре откажутся кормить своих холопов, то лишатся их, так как те получат свободу.

Система санитарно-полицейских мер против распростране­ния морового поветрия также подкрепляется законами и ука­зами. При этом происходит организация института контро­ля. В него входят подъячие, решеточные приказчики, бирючи. Их назначение состоит в том, чтобы они оповещали население о падеже скота во всех административных единицах, чтобы мясо падших животных не попадало на рынок и чтобы скот за­капывали в специально отведенных местах, отдаленных от мест проживания.

Переосмысление происходит в подходах к помощи вдовам и детям. Казна берет на себя призрение тех вдов и детей, чьи му­жья и отцы погибли на государственной службе. Это ”пенсион­ное" право выражалось в форме раздачи “земель на прожиток”. Так, царь Михаил Федорович в 1634 г. издает Указ, согласно которому детям и вдовам умерших и погибших под Смоленском давали земли на прожиток по государеву указу.

Государство как субъект помощи, в первую очередь, осуществ­ляет поддержку тем лицам, которые стоят на защите интересов существующей власти. На первых порах в этих отношениях власть оказывает милость, а не осуществля­ет исконное право субъекта на поддержку в тех случаях, когда он страдает за институты власти.

Характер­ны были проблемы ”недофинансирования”, волюнтаризма в призрении. В этом отношении характерны грамоты и челобит­ные от 1598 и 1682 гг. В первой — отставные стрельцы, прослу­жившие от 20 лет до 50, просили освободить их от податей и пошлин, так как они не получали жалования бо­лее пяти лет. Во второй ”братия Симонова монастыря” просила оставить им пре­жнее количество солдат надворной пехоты, так как увеличение численности вдвое привело бы к дополнительным издержкам.