Корицкий Э. Б. и др. Научный менеджмент: российская история./
Э. Б. Корицкий, Г. В. Нинциева, В. Х. Щетов– СПб.: Издательство «Питер», 1999. – 384 с.
Взлет отечественной науки управления в 1920-е годы, сменился падением в 1930-1950-е годы. Внимательное ознакомление с литературой этого периода позволяет констатировать совершенно бесспорный факт: прежнее разнообразие методологических подходов к анализу организационно-управленческой проблематики стремительно таяло.
И все же, даже в это мрачное для научной организации труда время, окончательно искоренить ее «побеги» не удалось. Индустриализация страны, повлекшая за собой радикальную структурную перестройку народного хозяйства и выдвинувшая на передний план тяжелую промышленность, потребовала от нового поколения ученых сконцентрировать свои изыскания в области организации производства именно в этой отрасли.
Так, в 1931 г. был создан Центральный научно-исследовательский институт организаций производства и управления промышленностью Наркомтяжпрома (ЦИО), который развернул исследования проблем массового и поточного производства, диспетчирования оперативного управления, внутризаводского планирования, в частности, разработки техпромфинплана, ряда других проблем. Подобные исследования велись в этот период не только в стенах ЦИО, но и в складывавшейся сети отраслевых проектно-технологических институтов, в ряде вузов Москвы и Ленинграда, в Промышленной академии по подготовке высшего командного состава и некоторых других организациях.
Научные изыскания в организационно-управленческой сфере приобрели в эти годы новые особенности. Речь, прежде всего, идет о строго отраслевом характере исследований, пришедшем на смену межотраслевому. Кроме того, резко усилился прикладной аспект исследований и почти исчез общетеоретический. Последний продолжал теплиться, пожалуй, лишь в стенах ЦИО.
Сотрудники этого института Б. Каценбоген, К. Корницкий, Н. Левинсон и другие сформулировали принципиально новую общетеоретическую концепцию, которую можно назвать «организационно-производственной». Обращает на себя внимание и появление в ней иной терминологии.
На смену таким терминам, как «НОТ», «управление», «рационализация» пришло понятие «организация производства», которое, по мнению новых исследователей, успешно заменяло все другие. Вероятно, вытеснение «старых» категорий объясняется прежде всего тем, что научные концепции 1920-х годов в глазах представителей нового поколения были необратимо дискредитированы.
Предметом теории организации производства авторы 1930-х годов считали «непосредственный процесс производства во всей его целостности, охватывающий как совместное функционирование средств производства, так и самый процесс труда и кооперацию носителей его субъектов производства — рабочих»[1]. Содержание этой науки, по их мнению, охватывало три больших круга вопросов:
1) проблемы организации труда;
2) проблемы организации кооперации средств производства;
3) проблемы организации управления производством.
Подобная группировка была, как мы помним, характерна и для многих представителей научного менеджмента 1920-х годов, в частности, для И. Бурдянского, П. Керженцева и др.
Но, в отличие от предшественников, сотрудники ЦИО полагали, что организация производства не имеет собственных закономерностей, она основывается на научном познании, во-первых, тех объективных законов, которые управляют общественным производством (законов экономики), и, во-вторых, тех законов естествознания, которые технология прилагает к производству. Наука об организации производства, таким образом, является дисциплиной технико-экономической, объединяющей в себе экономические науки и различного рода технологии. Кроме того, теория организации, по убеждению «последних могикан» научного менеджмента в России, не может не учитывать законы психофизиологии труда, а также данные правовых дисциплин — хозяйственного и трудового права.
Такова цепь методологических рассуждении. Как видим, теория организации по-прежнему трактуется широко, как наука, включающая в себя и вопросы НОТ, и вопросы собственно организации производства, и вопросы управления. Выделение этих трех направлений в самостоятельные отрасли научного знания произойдет позднее. В этой цепи вызывает сомнение правомерность отрицания собственных закономерностей теории организации и управления, ибо в таком случае подлежит сомнению и сама необходимость выделения отдельной науки.
Вместе с тем «организационно-производственная» трактовка имела и свою сильную сторону. Она внятно и четко указала на зависимость организационно-управленческой сферы от объективных экономических законов, пренебрегать которыми научный менеджмент, если он желает быть эффективным, просто не вправе. Отсюда органично вытекала необходимость в изучении механизма действия этих законов и учете полученных теорией сведений в практике хозяйственного управления. Однако утверждавшая свое безраздельное господство административная система не воспользовалась этой идеей (да и вольно было бы ожидать от нее шага, означавшего самоуничтожение). Наоборот, насильственным изменениям подвергалась среда, в которой только и могут действовать естественные законы экономической жизни. Такой средой «обитания» экономических законов является, как известно, рынок.
[1] Корницкий К.Я. Три года работы ЦИО// Организация управления .- 1935.- № 1.- С. 13.
Восстановленный в эпоху новой экономической политики, пусть и не в полном объеме, он теперь вместе с самим НЭПом стремительно уничтожался. С ликвидацией реальных рыночных отношений переставали действовать и законы спроса и предложения, ценообразования, вырождался, следовательно, и на них основанный хозрасчет, который все более отрывался от рынка и трактовался как метод «планового, централизованного хозяйствования», как «основной рычаг планирования», как «способ реализация плановых установок». Все более широкое хождение в литературе получал выдвинутый Н. Вознесенским тезис о том, что в советской экономике «нет стихийных законов развития» и «движение определяется самими людьми (рабочим классом под руководством партии)».
Понятно, что подобный подход фактически узаконивал субъективизм и полный произвол на деле организации и управления народным хозяйством, подводя при этом некое «теоретическое обоснование» существованию административной системы. Последняя же неуклонно и перманентно усиливала директивно-плановое начало, переходя к прямому распределению материально-технических и финансовых ресурсов между предприятиями, к централизованному решению вопросов нормирования, ценообразования, кредитования.
В трудные годы Великой Отечественной войны и первых послевоенных пятилеток происходило дальнейшее укрепление позиций планово-административного централизма. Управленческая мысль и этот непростой период жизни страны продолжала работу в области оперативного управления, планирования и учета производства. Событием этого времени явилось опубликование первого учебника по организации и планированию промышленного предприятия, написанного известным экономистом-управленцем С. Каменицером.
К концу 1950-х — началу 1960-х годов ситуация в области организационно-управленческих исследований заметно меняется к лучшему. Кризис научного управления 1930-1950-х годов сменился оживлением, а затем и подъемом в 1960-е годы. Причины резкого возрастания внимания к вопросам управления связаны, прежде всего, с количественным и качественным усложнением народного хозяйства, основу которого составляла многоотраслевая индустрия. Высокой планки достигла отечественная наука, достижения которой были признаны во всем мире. Изменилась и социально-политическая атмосфера: период жесточайших сталинских репрессий сменился хрущевской «оттепелью», возрождавшей условия для научных поисков и дискуссии. Рост масштабов производства, числа хозяйственных связей, многовариантности решения экономических задач объективно вызывали усложнение процесса управления и требовали новых подходов к организации управленческих систем, а наметившаяся демократизация раскрепощала интеллектуальную деятельность ученых, сделавших абсолютно верный вывод о том, что потенциальные возможности традиционных форм управления исчерпаны.
Нельзя не учитывать и всевозрастающее влияние на сферу управления научно-технической революции, набравшей силу к началу 1980-х годов, принесшей с собой новые теоретические и технические средства для решения организационных задач. С появлением электронно-вычислительной техники и развитием экономико-математических методов начала создаваться принципиально новая материальная база для выработки оптимальных хозяйственных решений и создания автоматизированных систем управления. Дальнейшие получение и обработка управленческой информации, вне ее механизации на базе современной вычислительной техники, становились просто невозможными.
Таким образом, в конце 1950-х — начале 1960-х годов начинается новый «управленческий бум». Оживляются и быстро совершенствуются подходы 1920-х годов — организационно-кибернетический, технический, праксеологический, функциональный и пр. Причем, и это чрезвычайно важно отметить, многие из перечисленных подходов отпочковываются в самостоятельные науки. Так возникла, например, кибернетика, выясняющая общие законы управления на различных уровнях иерархии и в различных сферах — от технических объектов до общественно-экономических систем и живых организмов. Для представителей этой науки управление — есть «выбор желательного хода процесса, контроль хода процесса и воздействие на систему, обеспечивающее желательный ход»[1]. Такие законы кибернетики, как обратная связь, системность, целенаправленность, антиэнтропийность, управляющий параметр, внесли неоценимый вклад в формирование науки управления народным хозяйством. На базе кибернетики развиваются новые науки (теория систем, теория операций и др.), обогащающие знания об управлении. Возникли и другие новые науки, такие как праксеология, теория организации и др. Широкое проникновение в науку математических методов привело к появлению принципиально новой теории — оптимального планирования народного хозяйства, большой вклад в становление которой внесли Л. Канторович, Л. Лурье, В. Новожилов, В. Немчинов и др.
В то же время рядом ученых был поставлен вопрос и о необходимости формирования самостоятельной науки управления экономикой, отличной не только от кибернетики, политэкономии, праксеологии и т. п., но и от смежных наук, типа НОТ и научной организации производства.
Но если нужна такая наука, то изучение какой части управления она должна взять на себя, не деформируя при этом предметы исследования других наук, каков в таком случае ее собственный предмет и каково содержание? Вот главный методологической вопрос, ответ на который напряженно искала отечественная управленческая мысль 1960-х годов. Надо сказать, что мнения сторонников новой науки значительно отличались друг от друга.
Одни ученые выдвигали организационно-кибернетическую трактовку содержания теории управления, по существу подменяя последнюю кибернетикой и теорией организации. Они рассматривали управление как воздействие на объект, выбранное из множества возможных воздействий на основании имеющейся для этого информации, улучшающее функционирование или развитие данного объекта. По мнению В. Боголепова, структура теории управления должна включать в себя следующие разделы:
1) общую теорию управления, в том числе, теорию автоматизации управления;
2) теорию информации (которая должна рассматривать как существо информации, так и всю работу над ней — и при анализе обстановки, и при подготовке решений, и при руководстве их осуществлением);
3) теорию исследования действий, или операцию (методологию подготовки решений), как общую, так и применительно к частным областям использования;
4) теорию алгоритмов (или, что имеет несколько иное значение, теорию логико-математического моделирования), относящуюся отчасти к подготовке, отчасти к реализации решений;
5) теорию технических средств управления, включая и вычислительные машины.
[1] Сессия АН СССР по научным проблемам автоматизации производства 15-29 октября 1956 г.: Пленарные заседания.– М., 1957.- С. 39.
Подобная трактовка содержания науки управления не получила всеобщего признания. Несмотря на неоспоримую важность кибернетики, она не есть наука управления экономикой, ибо не изучает социально-экономические аспекты управления. Кибернетику, как уже отмечалось, интересуют лишь общие закономерности управленческих процессов, осуществляемых как в неживой природе (технических системах), так и в биологических и социальных системах безотносительно к их содержанию. Поскольку управление в данной системе есть одна из ее черт, сторон, постольку оно может быть понято лишь на основе и в процессе познания всей системы в целом, вскрывающего объективные законы ее функционирования и развития. Технико-кибернетический подход исключительно важен, но недостаточен. Становилось все более очевидным, что успех в деле оснащения органов управления таким мощным инструментарием, как АСУ, зависит не только от уровня развития математики, физики, механики, но и в огромной степени — от уровня социально-экономических исследований.
Наряду с организационно-техническими концепциями теории управления в 1960-е годы завоевали популярность и правовые трактовки. Их сторонники понимали под управлением осуществление «властно-организационных» функций, обеспечивающих достижение людьми поставленных целей в процессе их совместной деятельности. Управление, по их мнению, есть процесс функционирования власти. В соответствии с такой интерпретацией наука управления экономикой признавалась частью юридической науки, призванной изучать содержание государственного управления, рациональную организацию аппарата управления, формы и методы его работы. Получили распространение и социально-психологические трактовки содержания теории управления. Еще более бурное развитие имели экономические концепции управления, о которых речь пойдет несколько ниже.
Надо сказать, что наличие разнообразных концепций свидетельствовало не только о различном понимании сущности и предмета управления, но и адекватно отражало его объективную, реально существующую многомерность и сложность. Каждая из трактовок характеризовала ту или иную сторону управления, его отдельные элементы или их сочетания и, тем самым, давала ценный материал для теории управления. Каждый из подходов к анализу управленческой проблематики обогащал представления об управлении как о многоступенчатом явлении. Однако каждая из концепций, взятая изолированно, не могла преодолеть ограниченности соответствующего подхода — организационно-технического, социального, экономического, не могла дать полной, всеобъемлющей характеристики управления.
Хозяйственная практика неумолимо требовала использования достижений всех подходов, только в совокупности отражающих действительную сложность конкретных управленческих процессов. Вполне закономерно поэтому, появление в теории во второй половине 1960-х-начале 1970-х годов стойкой тенденции к интеграции различных подходов. Иными словами, возникновение, а точнее, возрождение идеи комплексного подхода к анализу проблем управления производством и ее глубокое теоретическое обоснование на рубеже 1960-1970-х годов следует рассматривать как властное требование самой жизни и закономерный результат всего предшествующего развития науки управления. Большой вклад в обоснование этой идеи внесли Д. Гвишиани, А. Годунов, С. Дейнеко, С. Каменицер, О. Козлова, Д. Крук, Ю. Лавриков, Ю. Любович, А. Омаров, Г. Попов, И. Сигов.
Благодаря работам этих авторов стало ясно, что нельзя возводить теорию управления экономикой в ранг наук, лежащих вне хозяйственных проблем, нельзя уподоблять ее «всеобщей организационной науке» А. Богданова или кибернетике А. Берга, имеющих своим предметом организацию «вообще». Нельзя также просто сводить ее к какой-либо существующей науке (политэкономии, праву, психологии). Нельзя, наконец, строить теорию управления, складывая механически элементы, аспекты, черты, просто заимствованные из смежных с нею наук, поскольку за их пределами лежит задача синтеза различных подходов к анализу управления. Идея комплексной теории управления органически связана с пониманием многомерного, комплексного характера реальной управленческой деятельности, реального менеджмента. Теория управления и призвана изучать «живую» управленческую деятельность, интегрирующую в себе технические, экономические и социальные стороны, выявлять присущие ей цели, закономерности, принципы.
Комплексная трактовка — крупное теоретико-методологическое достижение управленческой мысли 1960-1970-х годов. «В противовес господствовавшим ранее различным вариантам экономических, правовых, кибернетических и т. п. характеристик управления, в противовес имевшим место отрицаниям самостоятельного значения проблем управления появился и успешно развивается комплексный подход к анализу этого сложного социального явления»[1]. Это верно, хотя точнее было бы сказать не «в противовес», а «наряду», ибо комплексный подход отнюдь не противоречит экономическому, кибернетическому и другим подходам, а, напротив, предполагает их известную зрелость, базируется на них, и без них существовать попросту не может.
Комплексная наука управления стремится к синтезу подходов, к интеграции самых различных аспектов. Как правильно отмечает Г. Попов, «в одних случаях за управлением по преимуществу стоят экономическое отношения, в других — психологические отношения и т. д. Но гораздо чаще в конкретных явлениях сочетаются (на основе ведущей в конечном счете роли производственных отношений) те или иные комбинации разных аспектов или даже комплекс всех их»[2]. И если, например, юридическая наука определяет ответственность должностных лиц, меру наказания за нарушение договоров, если психологическая наука разрабатывает проблему «психологической совместимости», очень важную с точки зрения управления коллективами людей, то науку управления больше интересуют вопросы соотношения экономических, правовых и психологических методов управленческих воздействий, сочетания централизма и свободы, создания рациональных структур и распределения функций управления и многие другие проблемы, учитывающие синтез различных аспектов.
[1] Организация управления/ Под. ред. Н.П. Федоренко, Д.М. Гвишиани, В.Г. Афанасьева и др. – М., 1976.- С. 50.
[2] Попов Г.Х. Проблемы теории управления. – М., 1974.-С. 142.
Большой вклад в разработку организационно-управленческих вопросов внесли Первая (1968 г.) и Вторая (1972 г.) Всесоюзные научно-технические конференции по проблемам научной организации управления промышленностью. В обширном докладе Ю. Любовича, представленном на первой конференции, с позиций комплексного подхода анализировались проблемы определения управления, предмета науки управления, ее содержания и основных разделов. Участники Второй конференции были единодушны в том, что в изучении процессов управления производством заметное место должна занять комплексная теория управления, открывающая и формулирующая свои собственные законы, не входящие в предмет ни одной из существующих наук. Знаменательно и то, что само управление не ограничивалось рамками какого-либо аспекта, а определялось как комплексное явление, представляющее собой единство социально-политических процессов и организационно-технических факторов. Такое определение следует рассматривать как определенный итог всего предшествующего пути, пройденного отечественной теорией управления экономикой.
Специфика комплексной науки управления состоит и том, что она не «отслаивает» те или иные аспекты управления, а изучает закономерности организации и функционирования системы управления как единого целого, закономерности сложной, многомерной управленческой деятельности. Взаимодействуя с другими науками, она осуществляет свой собственный интегральный подход к исследованию реальной управленческой практики.
Однако, признавая необходимость и важность разных аспектов управления, ученые 1960-х годов все более сходились во мнении, в соответствии с которым ведущая роль в совокупности этих аспектов принадлежит все же экономическому, поскольку объектом управленческой деятельности является народное хозяйство и его структурные подразделения. Остановимся на этом тезисе подробнее.
Исследования хозяйственного управления, как уже отмечалось, резко активизировались в конце 1950-х — начале 1960-х годов. Дискуссии экономистов этого периода ознаменовали собой начало концептуальной подготовки знаменитой, так называемой, косыгинской реформы. Хрущевская «оттепель» объективно подводила к необходимости «отогревания» хозяйственного механизма, «замороженного» административной системой в 1930-1950-е годы. В ходе развернувшейся полемики рядом экономистов (В. Немчиновым, Е. Либерманом, А. Бирманом, Н. Петраковым,
Я. Кронродом, Б. Ракитским и др.) были высказаны соображения, связанные с целесообразностью широкого использования рыночных отношений и последовательного перехода к экономическим методам управления. Резкой критике подверглась система формального «планового хозрасчета» со свойственными ей многочисленными, утверждаемыми сверху показателями, сковывавшими деятельность предприятий.
Особенно интересной и острой была статья академика В. Немчинова. Автор смело и точно обнажал изъяны административной системы руководства хозяйством и предлагал вместо нее более сложный и действенный экономический механизм, объективно актуализирующий роль потребителя в хозяйственно-управленческих процессах. Слагаемыми этого механизма становились хозяйственные договоры, оптовая торговля средствами производства, планы-заказы (вместо планов-заданий), экономические нормативы длительного действия и другие компоненты. Многие из высказанных В. Немчиновым и другими экономистами (Е. Либерманом, А. Бирманом и др.) мыслей и были заложены в основу хозяйственной реформы 1960-х годов.
Хозяйственная реформа 1960-х годов мыслилась как комплексное мероприятие. Можно выделить три основных ее элемента:
1) восстановление на новой основе отраслевой структуры управления;
2) резкое расширение хозяйственной самостоятельности и инициативы предприятий на основе активизации рыночных отношений и сокращения числа централизованно утверждаемых показателей;
3) внедрение экономических методов управления, прежде всего полного хозяйственного расчета, усиление экономической заинтересованности трудовых коллективов и отдельных работников в эффективном труде и повышение их ответственности за его результаты.
Идеологи реформы в жарких дискуссиях с ортодоксальными марксистами отстаивали преимущества экономических методов управления перед административными.
Последовательные сторонники реформы призывали к более полновесному использованию конкурентно-рыночных отношений в хозяйственном управлении и связывали наличие в последнем серьезных недостатков с игнорированием действия закона стоимости. Показательны в этом плане работы Г. Лисичкина, Н. Петракова,
Б. Ракитского и других, в которых обосновывался тезис о том, что закон стоимости — важный регулятор общественного производства и при социализме. Объясняя хронические диспропорции в народном хозяйстве, Г. Лисичкин указал на две основные причины их живучести. Во-первых, невозможность своевременного переливания средств из одной отрасли в другую, из одного предприятия в другое, во-вторых, отсутствие объективного критерия, позволяющего автоматически открывать то тут, то там клапан, чтобы выпускать излишние средства, направляя их туда, где их можно эффективнее использовать. Невозможность автоматического переливания средств производства из одних отраслей, спрос на продукцию которых вдруг снизился, в другие, где разрыв между спросом и предложением неожиданно углубился, дорого, по мнению автора, обходится народному хозяйству. Выход виделся ему в необходимости использования некоего автоматического регулятора, коим и должен являться закон стоимости, выступающий в форме цены производства. Это означало, по словам
Г. Лисичкина, признание наибольшей, максимальной прибыли в качестве важнейшего критерия и показателя эффективности производства, хотя при социализме, осторожно оговаривается автор, стремление к максимальной норме прибыли не имеет того всеобщего характера, как при капитализме. Правда, эта оговорка мало помогла автору, которого «ревнители развитого социализма» объявили разве что не «врагом народа», повторяющим зады теоретиков «рыночного социализма».
Родственные идеи развивались Н. Петраковым и Б. Ракитским. Ими была высказана мысль о необходимости экономической конкуренции — «состязательности социалистических товаропроизводителей», также подвергшейся тогда сильной критике. Но, как защищался Б. Ракитский, если мы признаем социалистическое товарное производство, то «неизбежно надо признать и объективную необходимость конкуренции между социалистическими товаропроизводителями»[1]. По мнению автора, внутриотраслевая конкуренция была бы радикальным средством обеспечения высокого качества продукции, развития предприимчивости и инициативы предприятий, использования наиболее выгодных условий сбыта продукции с учетом спроса и предложения на рынке. Причем Б. Ракитский достаточно четко показал, что речь идет не о всякой, а только об экономически здоровой конкуренции, основанной на оптовой торговле средствами производства, договорных ценах, устанавливаемых в зависимости от спроса и предложения. «Цены, — писал Б. Ракитский, — должны колебаться в обе стороны.
[1] Ракитский Б.В. Уроки хозрасчета//Комсомольская правда. – 1966.-19 октября.
А когда и насколько и в какую сторону — это должны решить между собой покупатель и поставщик». Отстаивая широкую хозяйственную самостоятельность предприятия, автор в другой своей работе отмечал, что негибкое ценообразование и фондирование, осуществляемое центральными органами, пресекают развитие такой экономической состязательности, глушат импульсы научно-технического прогресса[1].
Сторонники активного использования рыночных отношении и экономических методов управления ратовали за дальнейшее расширение самостоятельности предприятий, за более полный учет в хозяйствовании коллективных и личных интересов, за перестройку форм оплаты по труду в направлении децентрализации регулирования фонда оплаты, за максимальное сокращение утверждаемых показателей плана. В соответствии с их представлениями, утверждать «сверху» возможно лишь объем поступлений в государственный бюджет, ибо главным в деятельности предприятий должно стать удовлетворение общественных потребностей и стремление добиваться при этом чистой прибыли. «Плановый показатель, — писал Н. Петраков, — есть не что иное, как требование, предъявляемое предприятию со стороны общества… В наибольшей мере эти качества аккумулируют показатели, характеризующие взаимоотношения предприятий с бюджетом. В конечном счете, для общества важно, какой вклад в казну делает то или иное предприятие. Поэтому объем платежей в бюджет и должен со временем стать центральным плановым нормативом, устанавливаемым для предприятия». Согласно этой концепции, предприятие должно само определить все остальные показатели своей деятельности, а план, составляемый на предприятии, «обязан базироваться на договорных обязательствах предприятия перед другими хозяйственными организациями, а также на тех «претензиях», которые предъявляет предприятию бюджет в форме различных долгосрочных налоговых нормативов»[2].
Общепризнанно, что реформа 1960-х годов заметно оживила темпы экономического роста в восьмой пятилетке, однако эффект проводимых мероприятий оказался весьма кратковременным. К сожалению, кремлевские реформаторы не проявили той настойчивости и последовательности, какие были характерны для китайских руководителей. А. Косыгину не суждено было войти в историю в том качестве, в каком вошел в нее великий реформатор Дэн Сяо-пин.
В самом деле, уже к концу 1960-х годов явственно обозначился принципиальный отход от основных идей реформы. Ее сторонники так и не сумели органично дополнить курс на рыночное хозяйствование преобразованиями в области форм собственности на средства производства и форм централизованного управления экономикой. Как справедливо отмечал О. Лацис, интересы предприятия по-прежнему, в общем-то, игнорировались, несмотря на разговоры о «повышении заинтересованности». Ставка, как и прежде, делалась не на то, чтобы по-новому формировать интересы предприятий, а на то, чтобы более надежно принуждать их действовать вопреки своим интересам. По-прежнему считалось, что единственным адекватным выразителем общенародных интересов является вырабатываемый центром народнохозяйственный план, который предприятия, «не рассуждая», обязаны выполнять и, в зависимости от выполнения которого, оценивалась и стимулировалась их деятельность. В этой схеме управленческих отношений «начисто» отсутствовал потребитель, запросы которого находились на обочине механизма реформ. Исключив же из сферы управления потребителя, реформа создавала благоприятные условия для атрофии принципа материальной заинтересованности производителей в конечных результатах труда.
[1] Ракитский Б.В. Формы хозяйственного руководства предприятиями. – М., 1968.-С.176.
[2] Петраков Н.Я. Хозяйственная реформа: план и экономическая самостоятельность. – М., 1971. -
С. 42-43
Концептуальная недоработанность реформы в конечном счете привела к тому, что ее идеологи вскоре были вынуждены очистить поле боя под дружным напором последовательных представителей социалистического учения, «не поступавшихся великими принципами».
В науке возобладали представления, генеалогически родственные воззрениям ученых 1930-1950-х годов, предостережения об опасности ослабления централизма и подрыва устоев социализма. Естественно, что подобные, бурно прогрессировавшие в 1970-е годы трактовки «вытравливали» сам дух реформы 1960-х годов, закладывали основы для быстрого восстановления традиционной административной системы управления. «Именно благодаря административному руководству в масштабах всего народного хозяйства, — писали, например, Д. Валовой и Г. Лапшина, — удается наиболее рационально сочетать личные, коллективные и общественные интересы, преодолевать существующие между ними неантагонистические противоречия»[1]. Реформаторские взгляды и намерения «товарников» были подвергнуты резкой критике в работах
А. Бачурина, А. Еремина, Н. Моисеенко, М. Попова и многих других авторов. Суть развиваемого ими научного направления сводилась к необходимости постоянного наращивания планового централизованного начала в управлении экономикой. Именно это направление стало, по существу, парадигмой в науке управления 1970-х — первой половины 1980-х годов. Отстаивая тезис о несовместимости рынка и социализма, сторонники этой парадигмы все недостатки хозяйственной практики связывали с неразвитостью «непосредственно общественных отношений», с недостаточно твердо проводимым в жизнь централизмом. Таким образом, и вторая (после НЭПа) попытка демонтажа административной системы управления потерпела фиаско.
Возврат к последней повлек за собой печально известные практические последствия. Нарастание нейтралистских тенденций, умножение многочисленных спускаемых сверху показателей, до мельчайших деталей регламентировавших деятельность предприятий, дали мощный импульс для упрочения «затратного» подхода в экономике. Пресловутый «валовый» узел не только не был разрублен, но был еще более затянут введением различных объемных показателей. Все более выявлялась недостаточная заинтересованность трудовых коллективов в эффективном использовании ресурсов и достижении высоких конечных результатов производства. Все острее обнажались недостатки в практике экономического стимулирования. «Принцип» гарантирования центром основной части получаемых работниками доходов, практически не зависевших от результатов труда, не стимулировал повышение его производительности. Резко отрицательным фактором экономического роста стал диктат производителя над потребителем, вынужденным покупать буквально все, «что дают». Такой монополизм самым плачевным образом сказывался на качестве выпускаемой продукции, на темпах научно-технического прогресса.
Таким образом, действовавшая система управления становилась тормозом развития общества. Возросшие масштабы экономики все более обнажали слабость центра, сосредоточившего подавляющее большинство хозяйственных решений на высшем уровне организационно-управленческой иерархии, тогда как здесь должны быть сконцентрированы лишь главные, стратегические решения, определяющие основные параметры социально-экономического развития.
[1] Валовой Д.В., Лапшина Г.Е. Социализм и товарные отношения. – М., 1972.- С. 87.
С начала 1980-х годов в теории управления постепенно нарастало понимание необходимости новой крутой ломки сложившейся системы, новой, уже третьей по счету, попытки ее демонтажа. В работах экономистов той поры по существу закладывались теоретические основы для осуществления такой попытки, в них обосновывалась необходимость радикальных сдвигов в соотношении централизованного управления и хозяйственной свободы производственных звеньев, в установлении новой меры сочетания плановости и рыночных методов, предусматривающей существенное расширение самостоятельности основного звена экономики и резкое повышение уровня его ответственности за конечные итоги производственной деятельности. Иными словами, в этих работах формулировалась знаменитая концепция «коренной перестройки» системы управления экономикой.
Однако новая система мыслилась в рамках существующего строя, которому она должна была придать большую устойчивость и динамизм, упрочить его основы, укрепить порядок и организованность.
Но все усилия по «коренной перестройке» управления, сохраняющие и централизованный план, которому хотелось придать лишь «новый облик», и государственную форму собственности почти в прежнем объеме, и большинство других основополагающих социалистических ценностей не оздоровляли экономику страны. Стало ясно, что и третья попытка обречена на неудачу. И тогда, в 1986-1989 годах, в литературе был поставлен вопрос: а возможна ли в принципе новая система управления в рамках существующей модели социализма, внутренняя логика развития которой неизбежно ведет общество в тупик? В этот период страна зачитывается публикациями Л. Абалкина, П. Бунича, И. Клямкина, О. Лациса, Л. Пияшепой,
Г. Попова, В. Селюнина, А. Стреляного, А. Ципко, С. Шаталина, Н. Шмелева и других, открыто и остро поставивших вышеуказанный вопрос. В подавляющем большинстве работ этих авторов пока еще не подвергается сомнению доброкачественность социалистической идеи, но уже говорится о кризисе ее существующего варианта, о несовместимости рыночной системы управления и плана, о необходимости «исторического перевоплощения» прежде всего самой социалистической идеи. Резкой критике в этих работах подвергается практика «реального» социализма с его авторитарной системой управления, пороки которой органичны и необратимы. Особенно глубоко показал это Г. Попов. Его небольшая рецензия на роман А. Бека «Новое назначение»[1] оказала огромное влияние на общественную мысль страны. В ней было убедительно показано, что административное руководство экономикой страны из центра, основанное на «подсистеме страха», является непродуктивным. Эта система убила «складывавшиеся веками отвечающие природе человека стимулы к труду», уничтожила рынок и конкуренцию — важнейшее условие, «без соблюдения которого ни одна экономическая система не может быть жизнеспособной…»[2].
Учитывая это, авторы дружно призывали к новой модели: «хозрасчетного»
(Н. Шмелев), «купеческого» (А. Стреляный), «рыночного» (Л. Абалкин), «гуманного» (А. Яковлев) и т. д. социализма. Иначе говоря, авторы говорили о новом варианте социализма — «с человеческим лицом».
[1] Наука и жизнь. – 1987.- № 4.
[2] Шмелев Н. Авансы и долги//Новый мир. – 1987.- № 6.- С. 144, 154
Но к концу 1980-х годов нависла серьезная опасность и над социализмом «с человеческим лицом», которая ощущалась в перманентных митингах и демонстрациях. Партийно-государственная власть во главе с М. Горбачевым предпринимала уже более радикальные попытки спасти строй посредством модернизации некоторых его основ. Так, была признана необходимость многообразия форм собственности и плюрализма типов хозяйства, разгосударствления, отказа от государственной и идеологической монополии КПСС и др. Но под давлением прогрессировавших политических и народных движений нарастали тенденции разложения системы, усиливалась борьба между поддерживавшими ее и противоборствующими силами.
События августа 1991 г. внесли ясность в ситуацию противостояния и по сути ознаменовали собой завершение социалистического этапа общественного развития. Одновременно это означало окончание и очередного этапа эволюции отечественной управленческой мысли. С этого момента она вступает в современный этап своего развития, связанный с проведением радикальных рыночных реформ и построением принципиально новой системы хозяйственного управления.