Возникновение новой судебной процедуры – формулярного процесса – связывается с историческим перерождением исходных видов легисакционного судопроизводства. Ввиду большей гибкости на первый план по общеупотребительности стали постепенно выходить виды процессов, связанные со свободным назначением судьи. Легисакционное судоговорение становилось по преимуществу обрядовой стороной, а собственно установление судебной истины и разрешение споров осуществлялось в иных, не строго предписанных законами условиях. Законодательством II – I вв. до н.э. было, наконец, прямо установлено преимущество новых форм судебного разбирательства, основанных на активной роли преторской юстиции.

Около 150 года до н.э. в гражданском судопроизводстве Рима происходит подлинный переворот. Как и прежде, существо­вали две стадии. Как и прежде, решение спора передавалось судье, назначенному приказом претора. Но судья этот не был уже свободен в своем решении. Оно предписывалось формулой прето­ра. Отсюда и название самой формы процесса – «формулярный».

Формула-указание, которой претор снабжал судью, могла содержать прямой приказ сделать так, а не иначе, она могла предоставить судье некоторую свободу – все зависело от обстоятельств дела. Но каждый раз судья был обязан следовать полученной инструкции. «Когда окажется, что Н.Н. должен А.А. 10 тысяч сестерций, то ты, судья, при­суди Н.Н. уплатить эту сумму, если нет, то оправдай». Здесь говорится только об одном: выясни, должен ли Н.Н. такую-то сумму денег истцу А.А. Если должен, пусть уплатит. Претор сознательно уклоняется от вопроса о том, были ли соблю­дены формальности, обязательные при заключении договора займа. Его это не интересует. Руководствуясь тем, что добросо­вестность требует возврата денег, претор говорит: «присуди».

Когда рабов продавали крупными партиями, обряд манципации совершали да­леко не столь строго. Случалось, что его вовсе не исполняли. Недобросовестный продавец, ссылаясь на это упущение, мог потребовать возврата рабов, оставив себе всю полученную за них плату. Но на пути его стоял претор. Оперируя прин­ципом доброй совести, противопоставляя Законам XII таблиц свой собственный эдикт, претор отказывал такому истцу в иске, не давал ему формулы, и таким образом притязание истца оставалось не обеспеченным защитой суда («голым правом»).

В каком-нибудь другом случае претор мог столкнуться с иском эманципированного сына, требующего участия в отцовском наследстве. Законы ХП таблиц отказывали ему в этом: эманципированный, освобожденный из-под власти отца, не агнат. Но претор считал это несправедливым. И он предписывал судье ввести эманципированного сына в его долю наследства.

Соответствующая формула гласила: «Если бы истец А.А. был наследником, спорная земля принадлежала бы ему по квиритскому праву, и ты, судья, присуди эту землю А.А., но при условии, что, как это по справедливости требуют все другие наследники, истец внесет в общую наследственную массу и свое собственное имущество, каким бы образом оно ни приобретено».

Так возникает новая форма собственности, отличная от квиритской. Ее называют преторской или бонитарной (от слов «in bonis» – «в имуществе»). Охраняет ее преторское право, защита претора.

В своем завершенном виде преторская формула стала представлять собой совокупность трех частей: интенции, эксцепции и кондемнации.

По установившейся традиции, судья, истец и ответчик, ког­да дело шло о каком-нибудь чисто теоретическом рассмотрении должной формулы иска, получили в римской правовой науке свои особые клички: судья – это Октавий, истец именуется Авлом Агерием, ответчик – Нимерием Нигидием.

Интенция в переводе с латыни означает «обвинение», «намерение». Это, так сказать, требовательная часть формулы: она содержит указание на предмет иска и его правовое основа­ние. Если сумма была точно обозначена, претор вписывал ее в интенцию, если ее следовало установить в ходе судебного разбирательства, претор предоставлял это судье.

Поначалу, возможно, формула претора состояла главным образом из интенции, снабженной репликой претора, предназначавшейся судье (совет, указание). C течением времени формула приобретает триединую форму: за интенцией следует эксцепция и кондемнация.

Эксцепция (в переводе – возражение, протест, особое мнение) заявлялась, разумеется, ответчиком, и если она была резонной, то есть опиравшейся на закон, «добрую совесть» или «справедливость», претор соответствующим образом формулировал свое указание судье в третьей и последней части формулы – кондемнации.

Таким образом, в Риме утверждается новая форма правосудия по гражданским спорам – так называемый формулярный процесс, постепенно, хотя и не окончательно вытесняющий про­цесс легисакционный.

Как легко видеть, самой существенной частью формулы была эксцепция, ибо именно с ней следует связывать то новое, что вводил претор в римское право. От того, как претор относился к возражению ответчика, принимал ли он его или отвергал (полностью, частично), зависело и содержание кондемнации, то есть резолютивной части формулы, а значит, и решение спора вообще, как данного спора, так и будущих, ему подобных.

Следствием новых порядков было стирание граней между известными нам res mancipi и res пес mancipi. Вместе с ними ис­чезает постепенно и старая манципация.

Смысл формулярного процесса (actiones per formulas) заключался в том, что юридический предмет спора формулировала не сторона, заявлявшая исковое требование, а претор. Истец и ответчик излагали дело перед магистратом в любых выражениях, принимая во внимание, прежде всего, свой действительный интерес и обстоятельства реальные, а не то, что предполагалось по аналогичному случаю требованиями древнего права, как это было ранее. Претор уяснял юридическую сущность спора (т.е. играл одновременно роль и юрисконсульта, и своего рода представителя высшего правового надзора) и излагал эту сущность в специальной записке, адресованной судье (formula).

Предписания формулы не были никак связаны с требованиями закона по поводу дела и только подразумевались в ней, а по сути она представляла воплощение собственного преторского правотворчества, на которое он был уполномочен объемом своей власти. Формулы были типическими, например, «Если человек Стих по праву квиритов есть Авла Агерия, то приговори Нумерия Негидия…, если нет, оправдай» (примеры формул, присутствовавшие в римской правовой литературе, использовали типовые имена, производные от адеге и педаге).

В отличие от древнего права и от формальных предписаний закона судопроизводство по формуле предусматривало альтернативность исхода дела по одному иску, т.е. было более экономным и более гибким. Формула поступала к судье, который вел судопроизводство по-прежнему в свободной манере.

Содержание и построение формулы, доставление формулы (юридического предписания для судьи) было целью первой стадии процесса при формулярном производстве дела по частным искам и основанием судоговорения во второй стадии.

Формула начиналась наименованием судьи, которому предстояло рассматривать дело в дальнейшем, то есть властные функции претора здесь проявлялись более значительно, поскольку этим установлением пресекалась возможность свободного выбора

судьи в дальнейшем. Затем в ее содержании предполагались некоторые определенные по характеру части:

1) изложение в возможно более упрощенном виде, но с обязательным наименованием истца и ответчика, поручителей (если таковые были). Эта часть формулы должна также заключать и формулирование собственно объекта спора и характера оспариваемого правомочия;

2) condemnatio – поручение судье, где ему предписывались варианты;

3) demonstratio – краткое перечисление фактов и обстоятельств дела, если предметом спора были претензии по поводу действий, происшедших в разное время, порождавших разные по своей юридической сути правомочия, и т.п. Эта часть формулы была факультативной и предпосылалась intention;

4) adjudicatio – поручение, которое заключало либо первую, либо вторую часть и содержало предписание передать определенную вещь, а за нее уплатить. Это было особенно важно, если спор мог касаться и третьих заинтересованных лиц (например, при купле-продаже краденой вещи, при спорах о наследстве и т.п.). Эта часть формулы была также факультативной.

Безусловно, обязательной формулой  было обращение к суду, направленное только на установление юридического существа обращения, т.е. признания правомочия на основании факта.

По своему построению и внутреннему содержанию различные части формулы могли быть разных типов в зависимости от претензий истца и от направленности преторского предписания. Одни в точности следовали ранее установленным требованиям по этому случаю и ссылались на соответствующие нормы, вторые содержали свободное истолкование, ссылаясь на интересы «оборота», справедливости, порядочности и т.п., были определенными и неопределенными (идет ли речь о конкретной вещи или сделке в известном объеме претензий, либо когда общая сумма претензий истца еще должна была быть выяснена в ходе разбирательства).

Формула могла содержать и специальные добавочные элементы. Самым важным из них была исключающая оговорка (ехсерiо), посредством признанной правомерным процессуальным средством (сформулированным по требованию уже не истца, а ответчика) эксцепции. Признавая требование истца в принципе обоснованным, выражала несогласие с иском либо по мотивам его завышенности, либо по мотиву его несправедливости и т.п. В эксцепции ответчик, как правило, указывал на дополнительные условия, которыми сделка была обставлена при ее заключении, ссылался на заблуждение или обман, которые подвинули его на ее заключение), оговаривал наличие отсрочки при выплате по обстоятельству и т.п. Эксцепция была важной частью intentio или demonstratio, в силу принадлежности этим разделам формулы ее содержание не могло быть игнорируемо при судоговорении.

Другим добавочным элементом была praescriptio (предписание). Обычно она располагалась перед intentio и была как бы отрицательным условием, ограничивающим предмет спора при выяснении некоторых предварительных обстоятельств; если эти обстоятельства выяснялись в пользу ответчика, судоговорение прекращалось вообще, если в пользу истца – то действовали те части формулы, которыми исковому требованию придавалось строго ограниченное значение.

Наконец, формула могла содержать оговорку о произвольном решении спора. Согласно этой оговорке, например, могло предполагаться, что если ответчик вернет вещь, служащую предметом спора, то этим будет оправдан, если же упрямствует, то оценка вещи может быть предоставлена истцу, не связанному в этом отношении ничем, и т.п.

Наличие строго определенных составных частей формулы как выражения существа дела, различные оговорки, допускавшиеся в формуле по строго подзаконным ос

нованиям, обязательность ряда уточнений свидетельствуют, что формальные начала были достаточно весомыми и в ходе формулярного процесса.