Под бессознательным обычно подразумевают явление, которое, участвуя в организации целесообразного поведения, само не становится непосредственным сознанием субъекта этого поведения. Функционируя, оно остается вне внутреннего поля зрения (интроспекции) индивида. При этом данная функция психики непсихична, ибо участвует в построении практически всех сторон жизни людей.
Человеческое бытие является действительным бытием, если оно осознаваемо. Бессознательное существование субъективной реальности как бы не дотягивает до статуса подлинного бытия, оно как бы недобытийно, оно есть отсутствие («вакуум») полноты бытия. Поэтому часто бессознательное является состоянием «готовности к», «установки на», то есть чем-то таким, что получит завершение уже вне себя, чему предписано выйти за свои пределы, одновременно воспроизводя и сохраняя их.
Недобытийность бессознательного не исключает его сверхбытийности. Это проясняется, например, когда речь идет о глубинном потенциале человека или о его «самости» («я»). Например, описание муки по преодолению немоты в выражении перехода от представлений качественной определенности актуального существования человека к понятию его «самости» как таковой, испытывает С. Н. Булгаков. Он пишет: «В конце концов, приходится «я» определять по типу «отрицательного богословия»: с одной стороны, «я» — есть полное и окончательное «Не» по отношению ко всякому определению, ибо оно вообще не есть, и, однако, оттого оно не обращается в нуль, в пустоту, просто в небытие, ибо ему присуще сверхбытие; с другой стороны, «я» есть все, которое составляет для него сказуемое, от самой интимной субъективности до наиболее застывшей объективности»1.
Если С. Н. Булгаков обращает внимание на бессознательные глубины родового человека вообще, самости как таковой и абсолютно «чистой», то можно продолжить рассмотрение этой самости, слегка конкретизировав ее.
Представим, например, самость поэта, не написавшего ни одной строчки, композитора, не сочинившего ни одной музыкальной формы, и т. п. Иначе говоря, попытаемся представить глубинную самость так называемой конгениальной личности, то есть такой личности, переизбыток гениальности которой остался нереализованным, необъективированным. Перед нами предстанет «чистый текст», чистый не по причине отсутствия записанного в нем содержания, а по причине его избытка.
В рамках такого типа избытка содержание существует в особенной (вакуумной) форме-бесформенности, бесструктурности, существует в особом измерении. «Чистый текст» здесь есть ничем не ограниченная смысловая полнота, которая не откристаллизовалась, не реализовалось ни в какое конкретное произведение. Такой текст есть бесконечная игра самой культуры, «вечное настоящее», романическое без романа, поэзия без стихотворения, эссеистика без эссе, письмо без стиля, производство без продукта, структурирование без структуры. Этот уровень бессознательных глубин самости можно определить и как хаос, обусловленный порядком, формой, структурой личности. Акт рождения мучителен, требуется преодолевать сопротивление вакуумного хаоса. Недаром «второе рождение» человека возможно лишь один раз. Писатель пишет, по существу, лишь одну книгу (хотя бы и многотомную). На одну философскую голову приходится обычно одна философская парадигма.
1 Булгаков С.Н. Философский смысл троичности // Вопросы философии. — 1989. — № 12. – С. 92.
Человек не может приказывать своим бессознательным глубинам, но он способен косвенным образом воздействовать на них, косвенно стимулировать их деятельность в нужном направлении. Часто человек страдает от нехватки осознанности, смысла, бытия. Это — «вакуум от недостатка». И все же вакуум («не могу сказать то, что, в сущности, хочу сказать») одновременно «вакуум от избытка», ибо исследователю подсознательно уже как бы известно искомое смысловое содержание, он ждет его явления, он его узнает при появлении, его озарит (инсайт) и т. п. А пока мыслитель обречен на предпонимание и предзнание, он уже вошел в нужный ему круг предзаданной ситу-ации.
Сознательное и бессознательное в человеке находятся друг с другом в неслиянно-нераздельном отношении. Можно предположить, что роль границы выполняет «чистая» спонтанность. «Чистая» спонтанность – это особая инстанция в жизни человека и человечества. Она участвует в «распределении» таких ценностей, как свобода и субьектность, как добро и зло, святость и обман, красота и вера, мышление и воображение и пр., то есть там, где встречается осознанное и бессознательное человека. Таким образом, «чистота» и «нейтральность» спонтанности, как глубинной составляющей жизни, относительны.
Нейтральность спонтанности как таковой («чистой») предопределена лишь тем, что она вошла в человеческую жизнь как бы «со стороны», из бесконечной движущейся вселенной и соучаствует в конституировании человеческого бытия. Спонтанность и проявляет свою природу, так же как и все остальное в социальной жизни. Следовательно, она действует как соизмерение, исчисление смыслов и потому сама должна поддаваться исчислению, если не математическому, то посредством философского и иного мышления.
Если иметь в виду математическое исчисление, то такой подход в исследовании бессознательного (вакуума), его трансцендентальной составляющей практикуется в рамках дисциплины «рефлексивной психологии».
Согласно Сартру, первичным и исходным сознанием является нерефлективное и спонтанное сознание, которое автономно, то есть не нуждается в рефлексии, чтобы существовать.
По мнению В. А. Лефевра (лидера в названной дисциплине), человеку от рождения даны фундаментальные рефлексивные структуры, действующие как бы автоматически, спонтанно, без усилий сознания. Они действуют на некоторой ценностной основе, которая запредельна культуре, и вместе имманентна1 ей, ее этической системе. Например, этические системы, по мнению Лефевра, — это уровень «вакуума», это глубже, чем то, что можно усвоить из культуры. Характеризуя специфику рефлексивной психологии, он разъясняет: «То, чем я занимаюсь, — некоторый аналог теории вакуума в физике. Вакуум, как известно, сложная вещь, он имеет сложную структуру, я лично его и изучаю, а для советских психологов это то, что является пустотой… С моей точки зрения, на уровне «вакуума» все главное и происходит, но не принимается во внимание2».
Иными словами, речь идет уже не об аналогии, а о понятии бессознательного вакуума как общенаучной категории.
1 Имманентный – внутренне присущий какому-либо предмету, явлению, процессу.
2 «Непостижимая» эффективность математики в исследованиях человеческой рефлексии (интервью с В.А. Лефевром) //Вопросы философии. –1990. — № 7. – С. 56.
Традиционно рефлексия понималась как сознательное отслеживание и анализ собственной мысли (по типу, например, «я думаю, что я думаю и т. д.»). Поэтому неожиданной оказалась математически смоделированная идея В. А. Лефевра о существовании «рефлексивного компьютера», спонтанно осуществляющего рефлексию переживаний и оценок до второго уровня.
Оценка субъектом себя и ощущение этой оценки как негативной или позитивной осуществляется бессознательно, что специфическим образом проявляется в ситуации выбора между «хорошим» и «плохим», нравственным и безнравственным, позитивным образцом и образцом-запретом.
Бессознательные стимулы выбора, потенциальные («вакуумные») решения, которые «автоматически» оценивает рефлексия, оказываются неравноправными: одно дело оценить что-либо как хорошее, другое — как плохое. Статус у позитивного выше, чем у негативного. Это выявляется, в конечном счете, и как константа бинарного выбора, и как «золотое сечение».
Последнее означает, что сущностью симметрии позитивного и негативного является нарушение симметрии в пользу позитивного. Эта константа бинарного выбора имманентна культуре. Она задана человеку спонтанно-бессознательно устройством материальной вселенной, мира вообще.
В этом мире (и это неоднократно отмечалось в истории философии Платоном, Аристотелем, Гегелем и др.) есть некоторое, или «некое», «расположение» к положительному. Бытие обусловлено «благом» (Платон) в онтологическом смысле этого слова.
Как известно, объектом антропологии является не просто человек, а вся сложная система «человек и мир человека». Это меняет традиционный подход к проблеме бессознательного.
Она оказывается, например, тесно связанной с антропным принципом. Один из авторов наиболее распространенной сейчас модели развития вселенной А. Д. Линде писал, что, согласно этому принципу, мы наблюдаем наш мир таким, каков он есть, поскольку только в таком мире и может существовать наблюдатель, похожий на нас… Иначе говоря, речь идет об условной вероятности того, что мир имеет наблюдаемые нами свойства при том очевидном и, на первый взгляд тривиальном условии, что наблюдатели нашего типа, интересующиеся структурой мира, существуют.
Наблюдаемые нами свойства внешнего мира, действительно, во многом зависят от наблюдателя (от человека), и зависимость такого рода реализуется в основе своей бессознательным путем. «Следы» бессознательной активности присутствуют не только в глубинах «самости» человека, но и на поверхности окружающего человека ландшафта. Иными словами, бессознательное отражает свойства внешнего мира.
Известный американский психолог Р. Грегори1 приводит в одной из своих работ пассаж, связанный с вычленением из картины мира самого объекта восприятия. До появления человека на Земле, пишет он, извергались вулканы, изливалась магма, летели камни, но грохота не было. Но, если быть строгим, замечает по этому поводуВ. Ф. Петренко2, то не было не только звука как формы психической презентации объективного процесса колебаний воздушной среды, не было вулканов и камней, как проявления формы человеческого восприятия, особенности которого проявляются в том, что в качестве фигуры из фона выделяются твердые объекты (камни), жидкие (магма), а не движение, например, газов. Человеческим глазом воспринимаются световые волны в диапазоне 400-800 нм и не воспринимаются инфракрасные или ультрафиолетовые, электромагнитные волны и рентгеновское излучение. Понятия «вулкан», «камни» суть некоторые формы обобщения, под которые подводятся и через призму которых воспринимаются конкретные единичные объекты. Воспринимать ли комок грязи как камень? Это, в конечном итоге, определяется теми эталонами, которые опосредуют восприятие и категоризацию этой реальности.
Гуссерль пытался в порядке мысленного эксперимента заключать внешний мир человека в «скобки», чтобы углубиться в «чистое сознание». А как можно представить внешний мир без человека, без его сознания? Оказывается, что во втором случае внешний мир теряет свою определенность: «внешнесть» и «внешность», его невозможно феноменологически описать без соотнесения с наблюдателем, без какого-либо «соизмерителя».
Возможны ли кантовская «вещь в себе» и «мир без наблюдателя»? «Вещью для нас» мир становится не только практически, но духовно. Это означает, что внешний мир включает в себя и компонент бессознательного, неосознаваемой субъективности, иначе он не был бы внешним, наглядным, самоочевидным, окликающим человека или молчащим. Как говорил Паскаль, «вечное молчание этих бесконечных пространств ужасает меня. Оно же в лучах Солнца радует, обнадеживает человека. Так вновь и вновь возникает проблема природы эстетических качеств действительности, и, следовательно, роли бессознательного в их происхождении»[1].
Исключительна функция бессознательного в конституировании внешнего мира человека. Благодаря его присутствию, картина мира выделяется из ландшафта (фона), убирается в ней всё лишнее, вещи оказываются нам ближе. «Чувственные образы складывают фактуру образа мира. Но фактура образа неравнозначна самому образу! Когда я смотрю на изображенный предмет — не вижу мазков… В образ, картину мира входит не изображение, а изображенное…»[2].
Согласно этому высказыванию, в наше сознание вступает в момент восприятия, например, не сама живая ласточка, а только ее субъективный психический образ, более или менее похожая копия. При восприятии в сознании находится сама живая ласточка в подлиннике: ласточка стала имманентною сознанию, но осталась трансцендентною самому индивидуальному субъекту сознания.
«Вещи к нам куда ближе любых ощущений. Мы можем слышать, как в доме хлопают дверьми, но мы никогда не слышим акустических ощущений или хотя бы просто шумов. Чтобы услышать чистый шум, нам уже приходится отворачиваться в слухе от вещей, отвлекать от них слух, слушать абстрактно»5.
1 Грегори Р. Глаз и мозг. — М., 1970.
2 Петренко В.Ф. Психосемантика сознания. – М.,1988. — С.22-23.
[1] Цит. по: Соловьев В. Чтение о богочеловечестве. Статьи. Стихотворения и поэмы. СПб.,1994. – Т.2. — С.77-78.
[2] Леонтьев А.Н. Сочинения: В 2 т. Т.2. – М., 1987. — С.56.
5 Хайдеггер М. Работы и размышления разных лет. – М., 1993. – С.60.
В мире, где нет человека, нет и объективного (или внешнего) мира, независимого от сознания. Вся сложность в том, что независимость от создания обязательно включает невидимую этому сознанию независимость от внешнего мира.
Бессознательным образом, то есть не мешающим сознанию, человек входит в горизонт открытого ему пространства и бытия. Это верно, когда речь идет о мире, сотворенном непосредственно руками человека. При этом возникает проблема панперсонализма, по аналогии с издревле существующей проблемой пантеизма. Как бы ни решалась проблема панперсонализма («все есть личность в расширенном смысле»), возникает вопрос перевода всей системы «человек — мир человека» в статус субъективной реальности. Это предполагает, в частности, анализ человека, поступков, вещей, символов и всего остального, входящего в названную систему, в системе координат сознательного — бессознательного.
Например, ключевая проблема системы состоит в том, как решить вопрос избытка осознанного бытия. Всё, что когда-либо подвергалось сознательной рефлексии, должно селективно изыматься из памяти индивидов вooбщe или переводиться из краткосрочной в долгосрочную, иначе жизнь превратится в вечное кладбище, в «мыльную оперу» с бесконечным числом серий. Для наук это будет необходимый процесс свертывания «живых» смыслов жизненного мира в формализмы, методы и т. п.
В панперсональной системе складывается своя собственная относительность направлений сознательно-бессознательных действий и процессов. Это уже зафиксировано, по существу, в известном сюжете о том, что писатель сознательно выстраивает роман, а последний, в свою очередь, «выстраивает» из индивидуума (причем, неявно для него самого) прозаика соответствующего класса или ранга.
В свое время один из основоположников философской антропологии Х. Плеснер создал интересную и остроумную концепцию существования человека в мире, используя при этом, условно говоря, топологический подход. Индивидуум, по его мнению, эксцентрирует в поисках «опоры», но существует вместе с тем без оной. X. Плеснер отмечает у человека «эксцентричность его жизненной формы, его стояние в нигде, его утопическое местоположение».
Благодаря эксцентричности, человек включен одновременно во внешний мир, внутренний мир, совместный мир. Для него свойственна эксцентрическая позициональность. Его ситуация есть имманентность сознания. Все, что он узнает, он узнает как содержание сознания, а потому — как нечто не в сознании, но вне сознания сущее.
Поскольку человек организован эксцентрически и тем самым зашел за себя, он живет в отличие от всего, что он есть и что есть вокруг него. Этот подход X. Плеснера, несомненно, эвристичен. Он определенным образом объясняет способность человека исследовать неявное, бессознательное в человеке. С этих позиций совместимы тезис «Я мыслю, следовательно, существую» и антитезис «Я мыслю там, где Я не есть, и Я есть там, где Я не мыслю».
Как видим, вещь, поступок, предмет, внешний мир в целом каким-то образом «знают» о возможном спектре своего осуществления и о своем призвании-предназначении. Речь идет об их сознательном и бессознательном отражении и о том, как «знает» бессознательный (вакуумный) двойник человека. Весь вопрос в том, дойдет ли «знание» до сознающего ясно индивидуума, позволит ли он себе принять его, преодолеет ли свою инертность, не упустит ли момент-шанс. А если и дойдет до сознания информация, то потребуется энергия.
Перевод потенциальной энергии в актуальную может произойти лишь в сфере бессознательного. Так возникает актуальнейшая из задач — найти способ в правильном направлении, простимулировать бессознательные глубины человека.