Римское уголовное право складывалось из массы зако­нов, включая Законы ХП таблиц, из постановлений народных со­браний и сената. В период диктатур и империи значительное число новых уголовных законов обнародовали императоры. Боль­шая часть их преследовала определенный политический расчет, была нацелена против политических противников. Законы не ис­ключали произвола. Императоры и некоторые его магистраты не были связаны законом и могли по своему усмотрению опреде­лять, что именно преступно и что таковым не является. Есте­ственно, что и наказание было произвольным. Во многих случаях императоры предпочитали непосредственную расправу, особенно когда не имелось оснований для преследования в судебном по­рядке.

О «божественном Августе» Светоний пишет: «Пинарий, римский всадник, что-то записывал во время его речи перед солдатами… заметив это, он приказал заколоть его у себя на глазах как лазутчика и соглядатая… Претор пришел к нему для приветствия с двойными табличками под одеждой… Август заподозрил, что он прячет меч, однако не решился его обыскать на месте, опасаясь ошибиться: но немного спустя он приказал центурионам и солдатам стащить его с судейского кресла, пытал его, как раба, и, не добившись ничего, казнил, своими руками выко­лов наперед глаза».

Наследник Августа Тиберий казнил воина за то, что тот украл павлина из его сада, и чуть не до смерти засек центуриона за то, что носилки Тиберия запутались в терновнике. Перечислять его злодеяния слишком долго, замечает Светоний. «Со многими вместе осуждались их дети и дети их детей… Обвинителям, а часто и свидетелям назначались любые награды…» Когда однажды пыткам подвергли случайного человека и это вскрылось, Тиберий приказал его во избежание скандала умертвить. На глазах императора осужденных бросали в море, и матросы до­бивали их баграми.

Об императорах Калигуле, Нероне и других можно сказать то же самое. В мо­мент острой политической борьбы право на убийство определенных лиц предоставлялось всем, включая рабов.

Особого упоминания заслуживает закон об «оскорблении величия римского народа». Сформулирован он был очень неопре­деленно. Под этот закон можно было подвести все, что угодно правительству. Малейшее недовольство, неосторожное слово или неугодная острота, недостаток лести, равно как и излишек ее, могли быть сочтены преступлением.

Столь же неопределенным было преступление, квалифици­руемое как «оскорбление величества». Под этим понималось, ко­нечно, оскорбление императора.

Монтескье упоминает о сенатус-консульте, приравнявшем к оскорблению величества расплавку неудачно отлитых статуй императора. Римские юристы всерьез обсуждают вопрос, можно ли судить за то, что брошенным камнем попали нечаянно в статую императора. Некто Фаустиниан в отчаянии: он поклялся именем императора не прощать раба, а теперь чувствует несправедливость этого решения. Как быть? Не будет ли оскорблением величества, если он нарушит клятву?

Лакейство и пресмыкательство доходят до того, что воздвигают памятники не только императору (при жизни), но и врачу, который его исцелил.

Можно себе представить, какое количество невинных людей было погублено карательными органами императорского Рима из одного только страха быть заподозренными в недостатке рвения.

Немалое внимание уделяет римский законодатель преступлениям чиновников – взяточничеству, присвоению казенных денег, хищениям государственного имущества вообще и т.д. Виновные в этих преступлениях наказывались главным образом смертной казнью и ссылкой.

Кое в чем еще сохраняются старые предрассудки. Отцеубийца и его сообщники зашивались в кожаный мешок с собакой, петухом, змеей и обезьяной («чтобы отнять у него землю при жизни и после смерти)». Среди тайных убийц, перечисленных в законе Корнелия Суллы, фигурируют «волшебные нашептыватели».

Наказания различались по степени связанного с ними мучительства и позора на такие, которые применимы к лицам высших сословий, и такие, которые предназначены непривилегированным. Особую группу наказаний составляли те, которые применялись к рабам.

За одно и то же преступление, например, повреждение межи, рабов ссылали на верную смерть в рудники, свободных низших сословий приговаривали к каторжным работам, всадников наказывали штрафом или высылкой.

В случаях осуждения к смертной казни знатных и солдат казнили мечом, незнатным угрожало сожжение, закапывание в землю, разрывание телегами и т.п. Рабы медленно и страшно умирали, распятые на крестах. Один из друзей Августа наказывал своих провинившихся рабов, бросая их специально содержавшимся в садках хищным рыбам – муренам.

Что касается теории, то римские юристы хорошо различают, конечно, умышленное и неосторожное преступление, подстрекательство и соучастие. Трудно сказать, однако, насколько это помогло ограничению произвола.

Кардинальные перемены происходят и в сфере судебного устройства и судопроизводства. Кризис республики имел одним из своих результатов отстранение народного собрания от разрешения (в окончательной инстанции) уголовных дел. Тем самым была уничтожена самая важная гарантия законности, самая надежная опора против необоснованных репрессий.

Другая важная перемена заключалась в том, что место кол­легиального суда, существовавшего с древнейших времен, занял суд единоличный. Со II века до н.э. разрешение уголовных дел было компетенцией особых кол­легий в составе 30 – 40 судей, назначаемых для каждого данного дела жребием. Председательствовал претор.

Существовавшие в Риме судебные коллегии, заполненные сенаторами, всадниками и состоятельными гражданами, были откровенно классовыми судами, однако они решали дела по большинству голосов и в открытых заседаниях. Но именно переход к единоличному судейству отвечал ин­тересам того политического режима, который возник вместе с империей.

Третье и последнее новшество, столь же реакционное, как и первые два, заключалось в том, что судебная компетенция по уголовным и гражданским делам была передана чиновникам ад­министративных органов.

В Риме уголовный суд оказался в руках городского управителя (префект пре­тория), а по мелким делам – его подчиненных; в провинциях – в руках провинци­альных управителей и т.д. Суд стал строго сословным. Члены высших сословий суди­лись самим императором или городским префектом. Чиновник имел привилегию судиться своим начальником. Особый суд су­ществовал для рабов и колонов.

Разделения на предварительное и судебное следствие не существовало. Судья сам производил дознание, сам выступал об­винителем и сам выносил приговор. Самым распространенным средством установления «истины» считалась пытка. С ее по­мощью римские судьи добивались всего, чего хотели.

Вместо публичного и открытого судопроизводства времен республики установилась строгая тайна производства. Оправды­ваемая «высшими государственными соображениями», она слу­жила прикрытием произвола.

Непременным следствием всех этих порядков было необы­чайное распространение доносов. В республиканские времена ложный доносчик наказывался как преступник, каковым он и яв­лялся. В период империи донос сделался безопасным: пытка под­

тверждала любое обвинение. К тому же государство установило систему денежного и имущественного вознаграждения доносчиков.

К концу империи по мере развития в ее недрах феодальных отношений суд по делам колонов становится компетенцией землевладельцев. В каждой большой латифундии возводится свое собственное тюремное здание.

Гражданский процесс переживает схожую эволюцию. Рассмотрение гражданских споров сделалось в имперский период делом чиновников. Началось с исключительных, «экстраординарных» случаев, затем, как это не раз бывало, экстраординарный порядок стал обыкновенным. Тем не менее, процесс сохранил название экстраординарного. Не стало, конечно, известных нам двух стадий. Вызов ответчика, оценка доказательств, вынесение решения, его исполнение – все это стало делом судьи и его помощников. Высшей апелляционной инстанцией был император или, точнее, его канцелярия.

В V веке н.э. некогда всесильное римское государство находилось в состоянии крайнего упадка – экономического, политического, идеологического. Население империи предпочитало быть под властью «варваров» – германцев, в которых видело избавителей, чем терпеть тиранию «законного» правительства. Переродилась и военная сила империи. Значительная часть ее военных отрядов состояла из наемников – выходцев из покоренных или враждебных народов.

Под ударами германцев, славян, гуннов империя утрачивает одну область за другой. В 410 году наступила очередь самой ее столицы. Германский вождь Аларих взял Рим и отдал его на разграбление своим воинам. Меркнет былая слава империи, исчезает страх перед ее могуществом.

В 476 году глава германских наемников Одоакр свергает последнего римского императора и занимает его место. Это событие принято считать концом Западной Римской империи.

Рабовладельческий, как, впрочем, и феодальный строй в лице своих государственных надстроек во все времена и эпохи защищал частную собственность. Государство издавало законы: разрешающие и запрещающие. Например, разрешалось использовать принудительный труд рабов, закладывать его, сдавать в «аренду», но запрещалось их убивать. Характерно, что в зарождающихся нормах рабовладельческого права мы уже увидим нормы об ответственности рабов и рабовладельцев. Однако со всей очевидностью ясно, что ответственность рабовладельцев по сравнению с рабами была чисто символической, ибо право в наибольшей степени защищало сильный класс частных собственников: рабовладельцев, землевладельцев, а также собственность церкви и государства.

Однако в правоотношениях между самими собственниками просматривается принцип равной и вообще-то справедливой ответственности за неисполнение (ненадлежащее исполнение) договора купли-продажи как обязательства, впрочем, как и других сделок и обязательств. Так, ответственность наступала при наличии вины должника за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства. Нет вины, если соблюдено все, что требовалось. При этом, как и в ныне действующем ГК РФ (п. 4 ст. 401), римское право не допускало предварительное соглашение об устранении ответственности за умысел. Так, если продавец заведомо продал заложенного чужого раба, то хотя и было оговорено, что продавец не принимает на себя ответственности по этому поводу, тем не менее, следует оценить убытки, причиненные его умыслом.

Таким образом, несмотря на деспотический режим правления в обществе, существование тирании в рабовладельческом строе, признание предварительного соглашения об устранении ответственности за умысел недействительным представляет собой положительную идею в законодательстве.