Для утилизации отходов иприта и люизита использовался метод сжигания в печах. Наблюдалось сильное загрязнение воздушной среды. Тем самым были обречены на риск заболевания раком все работники и окрестные жители, которые попали в зону влияния выбросов сжигания.

Например, в летние месяцы 1947 – 1950 гг. на химплощадке в 2,5 – 3 км от базы негодные, ненужные авиабомбы с ипритной и люизитной смесью уничтожались методом открытого сжигания. Существовало несколько отдельных участков уничтожения. Содержимое 100-, 500-килограммовых и других авиационных бомб выливалось в специально сооружение (траншеи и котлованы), смешивалось с керосином и поджигалось. Не полностью сгоревшие смеси иприта и люизитом проникали сквозь кирпичную кладку в грунт. Окончание процесса сжигания определялось визуально, после чего корпуса бомб отправлялись на переплавку. Количество уничтоженных ОВ за день доходило до 3 т.

Изучением загрязнения атмосферного воздуха городская СЭС Дзержинска начала заниматься лишь с 1957 г. Измерялось содержание в воздухе простейших ОВ – хлора (ОВ первой мировой войны), фосгена и си­нильной кислоты, а также более спе­цифичных компонентов – тумана серной кислоты, ртути, тетраэтилсвинца, фе­нола. Концентрации вредных веществ в атмосферном воздухе в начале 1960-х гг. значительно превышали ПДК тех лет: по фенолу в 3 – 17 раз, по фтори­стому водороду – в 3 раза, по ртути – в 10 раз. Концентрации иприта, люизита, хлористого мышьяка и даже самого мышьяка целена­правленно не определялись никогда.

8 декабря 1967 г. имел место слу­чай местной загазованности территории и проходной ЧХЗ им. М.И. Калинина фосгеном. В контакте с фосгеном находилось 78 человек. Все пострадавшие были госпитализированы. По данным начала 1960-х гг., концентрация токсичных веществ в спальных помещениях детского сада № 23 находилась на уровне концентраций источника – цехов завода «Капролактам», а по некоторым – превышала. В эти же годы стали очевидными отрицательные изменения в состоянии здоровья детей (отклонения в составе крови, метаболизме).

Ликвидация химических боеприпасов с ОВ первого поколения осуществлялась эпизодически, обычно на военных базах хранения или недалеко от них путем подрыва с последующим сжиганием или же затопления с предварительным расстрелом. Лишь в начале 1980-х гг. этот процесс начал приобретать цивилизованные формы, когда в Советской Армии появился передвижной комплекс, первоначально разработанный для других целей и испытывавшийся для уничтожения аварийных химических боеприпасов с ОВ второго поколения.

Последствия еще одного используемого метода утилизации можно проследить на примере операции по затоплению химического оружия, которая была проведена с июня по декабрь 1947 г. Погрузочно-разгрузочные операции проводила бригада грузчиков, на­бранных из числа жителей Германии. Балтийский флот участвовал в выборе районов затопления и навигацион­ном обеспечении операции.

Авиационные бомбы, обладавшие положительной плавучестью, иногда не тонули, а лишь опускались на не­которую глубину. Поэтому случаи их выброса на побережье Швеции были неизбежны. Комиссия Генштаба Вооруженных Сил СССР предложила обеспечить безусловное затопление с помощью экспедиции двух тральщиков балтийского флота СССР. Тралы осуществляли расстрел боеприпасов, оставшихся на поверхности моря. Из числа захваченного трофея химического оружия Советским Союзом было затоплено, по официальным данным, 12 тыс. т, в том числе:

· иприта                                           – 7,6 тыс. т;

· адамсита                                        – 1,6 тыс. т;

· других ОВ, содержащих мышьяк             – 2,2 тыс. т;

· хлорацетофенона                          – 0,6 тыс. т;

· других ОВ                                      – 0,08 тыс. т.

По имеющимся в МВД СССР сведениям, в 1945 году нашими войсками было захвачено 35 тысяч тонн химического оружия, в том числе и химические авиабомбы, которые трофейными командами были вывезены в море и затоплены между берегами Советского Союза и Швеции. Приняты меры к обнаружению других бомб.

Со случаями поражения рыбаков Калининградского управления экспедиционного лова ипритом я столкнулся в 1951 г. Как врач-инспектор по санхимзащите Бал­тийского флота я часто оказывал им помощь. Все несчастья проис­ходили в районе датского острова Борнхольм. Именно там моряки вылавливали «потекшие» авиа­бомбы и снаряды».

«Штурман Янис Транкалис лишь увидел весной 1973 года бомбу в трале. С трала ветер нес на палу­бу брызги. У Яниса вскочили пузыри на шее и на руках. А тралмейстер Александр Григорьев понял, что их ждет, и стал пытаться выбро­сить бомбу за борт. В госпитале руки его были в таком состоянии, что врачи готовили его к ампута­ции кистей. Были поражены ип­ритом еще два человека из коман­ды судна».

По последним данным на дне Балтийского моря лежат 267 тысяч тонн бомб, снарядов и мин, затопленных после окончания Второй мировой войны. А в них – больше 50 тысяч тонн боевых отравляющих веществ. Больше полувека, начиненные убийственной отравой, лежат они на дне Балтики, создавая потенциальную смертельную угрозу. Ведь металл в морской воде разъедает ржавчину, и отрава грозит вырваться наружу, превратив Балтику в море смерти.  Впрочем, проблема даже серьезнее. Захоронения химического оружия, правда, в меньших масштабах, существует не только там. Англичане сбрасывали свою отраву в Северное море, Советский Союз в Баренцево. А если говорить о многострадальной Балтике, то, помимо химического оружия, там существуют еще около шести десятков свалок токсичных промышленных отходов.

Но вода скрывает отраву не особенно надежно. Смертоносные могильники находятся на глубине всего 70 – 120 метров. В то же время, по оценкам военных специалистов, скорость сквозной коррозии оболочек авиабомб может варьировать в пределах от 13 до 80 лет, артиллерийских снарядов и мин – 22 – 150 лет.

Первая глобальная трудность очистки дна Балтики от ОВ – деньги. По некоторым оценкам, такие работы могут в кругленькую сумму – до 5 млн. долларов. Кто даст эти деньги? Одни считают, это должна сделать Германия – отрава-то ведь в основном их производства. Другие полагают, платить должны американцы – как одни из главных виновников сложившейся ситуации.

Но вопрос не только в деньгах, если бы все зависело только от них, деньги бы, видимо, нашлись. Вопрос в том, что никто не может сказать определенно: что же все-таки надо делать, а что в данном случае делать категорически нельзя.

Многие специалисты, например, уверены, что смертоносный груз лучше вообще не трогать – результаты могут быть совсем непредсказуемыми. Другие считают, что надо строить на дне моря могильники, которые укроют ядовитые свалки, – что-то вроде саркофага на Чернобыльской АЭС.

Анатолий Ефремов (один из тех, кто занимается Балтикой не первый год) придерживается другой точки зрения. Он считает, что восемьдесят процентов всего затопленного химоружия – это бомбы, снаряды и мины. У них достаточно толстостенные металлические оболочки. В каком они состоянии, никто не знает, никто их не исследовал. Они могут быть еще достаточно прочны, и поэтому их можно поднять. Небольшая глубина затопления позволяет это сделать на суше отравляющие вещества можно утилизировать».

То, что нельзя трогать, Ефремов предлагает законсервировать. Но не с помощью бетонных саркофагов, а с помощью специального материала акваполимера: он предлагает поместить корабли в полимерные «мешки». Все остальное, что можно без риска поднять со дна моря, Ефремов предлагает поднять.

Для утилизации он предлагает использовать технологию, разработанную в Российском научном центре прикладной химии. Предлагает построить для этого специальный завод. Он считает, что существующие технологии позволяют проводить такие работы практически безопасно. Единственное, что, по мнению Анатолия Ефремова, делать ни в коем случае нельзя – это оставить все как есть. Или отмахиваться от решения проблемы под предлогом того, что ситуация у побережья Швеции нас не касается.

Перевозки химического оружия экологически опаснее его уничтожения на месте.

Представьте себе хоть на ми­нуту аварию поезда, нагруженного ракетам с V-газом! От одного грамма этого газа гибнут 500 чело­век, от одного килограмма – полмиллиона человек. А маршрут неблизкий – из Забайкалья в Брянскую область. На пути – Чита, Улан-Удэ, Иркутск и т.д. В одной ракете содержится или 216, или 555 кг V-газа, этого достаточно для гибели всей страны.

Итак, при операциях по уничтожению химического оружия не соблюдаются  нормы экологической безопасности. В России не разработаны экологически безопасные технологии уничтожения химического оружия, в особенности его вязких рецептур, а также кассетных боеприпасов.

Уничтожение химического оружия в Ираке

При решении вопросов экологиче­ской безопасности специальной ко­миссией ООН в Ираке были избраны стандарты ООН, а не стран, официально обладающих большими запасами химического оружия. Стандарты ООН менее строги, чем амери­канские, а те в ряде случаев менее строги, чем те, что формально существуют в России.

В Ираке все ОВ свозились на один-два завода, где вещества нейтрализовались. Это экономически выгоднее, чем уничтожать ОВ в местах хранения. Запасы химического оружия Ирака находились в месте производства в Эль-Мутанна. По сообщению Ирака, часть ОВ еще до контрольных дейст­вий ООН была вылита из боеголовок ракет на грунт. Остальные ОВ Специальная комиссия ООН решила уничтожать на месте и предписала Ираку построить две установки для уничтожения.

Операции по сжиганию иприта на установке мощностью 10 т/сутки начались в ноябре 1992 г. На ней же был сожжен табун. Уничтожение ОВ было закончено в июне 1994 г., после чего установка была возвращена под контроль Ирака. Операция по ликвидации зарина началась в сентябре 1992 г, и к 1994 г. была за­вершена. Иприт сжигали в смеси 50 : 50 с жидким горючим. Выбросы очища­лись от продуктов сгорания в скрубберах. Заполимеризованный иприт предварительно разрушался в течение 48 часов щелочью.

Зарин и другие ОВ разрушали гидролизом со щелочью при перемешивании в специально построенном реакторе. После гидролиза жидкие отходы помещали в открытые барабаны и уменьшали в объеме ес­тественным испарением. Затем в них добавляли цемент и получившуюся смесь захоранивали возле Эль-Мутанна. Неповрежденные боеприпасы, ко­торые допускали перемещение, унич­тожали в Эль-Мутанна. Их просверливали, ОВ удаляли и уничтожали отдельно. Эта стадия лимитирующая, и она должна проводиласьмедленно и осторожно. Опорожненные боеприпасы дегазировали изнутри и снаружи, проверяли на полноту дегазации, после чего делали непригодными для боевого использования каким-либо физическим воздействием.

Боеприпасы, которые по внешним признакам было опасно перевозить в Эль-Мутанна или же слишком опасно сверлить и опорожнять, уничтожали на месте их хранения. Таким образом уничтожались 122-миллиметровые реактивные снаряды с зарином, складированные в местечке Хамисан. Опасность усиливалась возможной нестабильностью твердого топлива. Эти боеприпасы были уничтожены специальным методом– комбинацией разрушения боеприпаса взрывом и быстрого высокотемпературного сжигания в топливовоздушной печи. Управление сжиганием осуществлялось на расстоянии. Предполагалось, что неразрушенное ОВ не попало атмосферу.